В остальном премерзкий был кабинетик. Зимой в нем стыли пальцы, и их все время хотелось засунуть поглубже в рукава, а летом стояла нестерпимая жара, не совместимая с плодотворными творческими занятиями. Плюс ко всему весь он был заставлен музыкальными инструментами и коробками, пахнущими пылью, но Ольгу это совершенно не волновало. Казалось, не существует такой силы в мире, которая могла бы выбить ее с колеи. Кроме, пожалуй, Олиной мамы. Та была единственным человеком, который легко умел довести Ольгу до слез и с успехом этим пользовался.

Оленька росла очаровательным ребенком. Хорошенькое личико, с огромными черными глазами, маленьким точеным носиком и вишневыми губками, сложенными бантиком, обрамляли волны роскошных кудрей. Мать души не чаяла в своей дочке и одевала ее, как куклу, всячески балуя и никогда не ругая.

Она свято верила, что ее дочь – совершенно особенный ребенок, достойный всего самого лучшего: если платье, то самое красивое, если бант – то самый большой, если школа – то самая известная. Оленькиным нарядам завидовали все девочки, а мать гордилась дочерью, невольно внушая своим поведением мысль, что она избранная. Лучше всех. Вскоре Оленька загордилась настолько, что к другим людям начала испытывать высокомерное презрение. Девочка считала, что ей позволено все, а потому могла незаслуженно оскорбить или обидеть любого человека, будь то ровесник или старушка, вслух выразившая восхищение ее красотой.

Жизнь сложная штука. И любит все расставлять по местам. Для Ольги данный процесс начался с половым созреванием – она вдруг стремительно располнела, глаза уменьшились и сбежались к носу, а сам нос вырос и загнулся крючком.

Девушка восприняла перемены в своей внешности как трагедию. Теперь Оля часто рыдала по ночам, а мама успокаивала ее, по-прежнему балуя нарядами.

К счастью, господь, отобрав красоту, взамен наделил Ольгу добродушием, веселостью и остроумием. Может быть, они были у нее всегда, но за налетом эгоизма их не было заметно. Теперь, когда девушка получала обратно то, что когда-то посеяла сама: насмешки, подколки и грубость, – чувство юмора оказалось весьма кстати. Постепенно жизнь пришла в хлипкое равновесие, нарушаемое только попытками маменьки продолжать руководить дочерью и самой направлять ее жизнь.

Оленька всегда жила так, как хотела ее мама. Несмотря на то, что была совершенно равнодушна к музыке, она окончила музыкальную школу, а затем и музыкальное училище, потом сделала аборт, расставшись с парнем, которого любила, и вышла замуж за того, кого сосватала ей мама. В один прекрасный момент терпение Оленьки лопнуло, и она научилась говорить «нет»: развелась с мужем и стала вести богемный образ жизни, нисколько не заботясь о том, что это бесит ее мать. Родительница злилась, устраивала скандалы и ставила ультиматумы, но Ольга все пропускала мимо ушей и гнула свою линию.

Постепенно в доме воцарилась атмосфера холодной войны. Иногда мамаша в сердцах тыкала Оленьке фирменным сапогом в лицо, попрекая неумением зарабатывать деньги, или пыталась заставить уйти с работы и пойти на рынок торговать, но с Ольги все было как с гуся вода. Она продолжала жить, как хотела, словно мстя матери за то, что та с младенчества учила ее ценить не душу, а деньги.

Никита поднялся по пыльной скрипучей лестнице наверх и постучал в маленькую, обитую железом дверь гримерной, где располагалась студия.

– Открыто! – хрипло рявкнула Ольга. – Входи.

Никита пригнулся, чтоб не стукнуться о притолоку головой, и тут же едва не споткнулся о барабаны, которые кто-то бросил возле порога. В комнате странно пахло бензином.

– Ты чего так долго? Сказал же, что рядом… Ну, да ладно, у меня сейчас еще одно «окно» – ученик заболел. Кофе будешь?

Никита кивнул. И лишь увидев, как Ольга направляется в туалет за водой, запоздало спохватился. Видимо, с маменькой у Ольги опять напряженные отношения, и ее урезали в средствах. Следовательно, кофе будет растворимый и самый дешевый.

Вернувшись, Ольга поставила чайник греться и села у окна. Нимало не смущаясь Никиты, достала пузырек и, смочив вату, начала оттирать прядь волос у виска. Бензином запахло сильнее.

– Вот видишь, что мамусик учудила, – прокомментировала свои действия Ольга, не дожидаясь, пока Никита задаст вопрос. – Собираюсь на свадьбу к подруге, а ей пол в коридоре вздумалось красить. Вот скажи, это что, так важно, да? Не может подождать? Тем более что ремонт делали год назад, чего портить-то… Ну вот, она, значит, красит, я с ней не спорю – раз нравится человеку, пусть себе! – и так аккуратненько пытаюсь по стеночке ее обойти. А она как вскочит, и давай мне валиком с краской в лицо тыкать! Еле удрала, на улице уже вытирала, а возле уха не заметила. Так и отгуляла свадьбу, с ухом в оранжевой краске. Главное, никто ж не сказал! А, – Ольга махнула рукой, – может, и не заметили.

– Или решили, что это новый элемент модного макияжа. Весьма оригинальный цвет, очень освежает.

– Издеваешься… – вздохнула Оля. – А мне не до шуток. Так родительница замучила, куда угодно бы от нее сбежала. Ну, давай, жалуйся, не меня же ты слушать пришел.

– Что? – не понял Никита.

– Рассказывай, говорю, – приободрила его Ольга, – как поживаешь. Как Эльза? Не болеет?

– Да я как раз насчет Эльзы… Когда вы виделись в последний раз, не скажешь?

– Месяца три назад, – с готовностью ответила она.

– Вы стали так редко видеться? – удивился Никита.

– Да, знаешь ли, – протянула Ольга, – все работа, работа, некогда и в гору глянуть.

Никита с недоверием покосился на нее: Ольга никогда не была трудоголиком и работой себя не обременяла.

– Ну, не работа, – неохотно согласилась она, заметив реакцию Никиты на ее слова. – Просто не виделись, и все.

– Вы поссорились?

Ольга обиженно засопела.

– Знаешь, твоя жена последнее время стала совершенно невыносима, по любому пустяку могла начать орать.

– Эльза?! – изумился Никита. – Не могу поверить. Она никогда голос не повышает, даже когда нервничает, говорит полушепотом.

– Плохо ты свою жену знаешь, – съехидничала Ольга. – А ты, значит, наконец вынырнул из своих проблем и обнаружил исчезновение жены?

– Так ты все знаешь? – хрипло переспросил Никита. – Откуда?

– Что знаю? – заинтересовалась Гаркунова и даже перестала тереть ухо бензиновой ватой.

– Что Эльза исчезла.

– Вообще-то я образно выразилась. – Ольга хмыкнула. – И что, попала в точку? А ну-ка рассказывай, что произошло.

– То и произошло, что моя жена исчезла. То есть я не знаю наверняка, но не могу ей дозвониться. И дома ее, кажется, нет.

Под взглядом Ольги Никита начал краснеть.

– Так не знаешь наверняка или все же – исчезла?

– Сегодня утром я получил записку. Странную. С указанием адреса, где можно Эльзу найти, если очень поторопиться. Обстоятельства сложились так, что я немного задержался. По адресу Эльзу не застал, дома она больше не появлялась.