Долго разбираться танкисты не стали. Отлично зная друг друга, они быстро поделились на пятерки.

Сам ротный поставил наводчиком Федотова – опыт был, а на место заряжающего взял Жору Мжавадзе – молодого, веселого и накачанного.

– Сроки у нас сжатые, – сказал Репнин. – Два дня на освоение новой техники. Пятнадцатого выдвигаемся. Разойтись!

На третий день сорок пять штрафников выстроились напротив «Тигров», выставленных в линейку.

– По машинам!

* * *

– Блин, – ворчал Федотов, пролезая на место наводчика в башне – впереди и внизу, – не могли уже шлемы придумать…

– И не говори, – поддакнул Мжавадзе, забираясь в свой люк. – Как треснешься башкой, никакая пилотка не спасет.

– Да они думали, – сказал Репнин, – только не додумали. Иваныч! Ну, как тебе машинешка?

– Класс! – глухо отозвался Бедный.

В самом деле, после «тридцатьчетверки» мехвод просто отдыхал – управлять «Тигром» было легко. Восемь передач вперед, четыре назад, а переключаешь их небрежным движением рычажка.

Единственная сложность была связана с вождением – вместо того, чтобы тягать рычаги, мехводу надо было крутить штурвал-баранку, как в автомобиле. И педали те же – тормоз, сцепление, газ. Красота!

– Да как же его… – пыхтел Борзых под прямоугольным люком.

– Не перни от натуги, – хмыкнул Бедный. – Да куда ты… Толкай!

– Так?

– Да!

– Так он не открывается!

– А теперь в сторону!

Сдвинув люк, стрелок-радист добился-таки своего.

– А-а…

– Бэ-э!

– Да чего у них тут все не как у людей…

– Ванька, рация фурычит?

– А то!

– Позывные помнишь?

– А как же!

Свой старый позывной – Зверобой – Репнин использовать не стал, решил обойтись простыми числительными. Он – Первый, Лехман – Второй, и так далее.

– Хороший вроде танчик… – протянул Бедный, вертя штурвальчик привода бронезаслонки. – Но тяжеленный какой… Вот же ж уроды немецкие! Нет, собирают хорошо, не спорю, а вот думать хорошо не умеют.

– Твоя правда, Иваныч… – проговорил Геша, тщательно протирая спиртом нарамник перископа, чтоб немчурой не воняло. – Наши бы никогда так тупо броню не лепили – как стенки в сарае, обязательно бы под углом поставили. А таким макаром, считай, тонн десять стали точно сэкономили бы!

– Во-во! – отозвался мехвод. – И мощи как раз бы хватило. Ерунда ж получается – семьсот «лошадок», а толку нет! Мотор, бедный, ревет, перегревается… А катки? Это ж додуматься надо было – в четыре ряда выставить!

– Да это они специально так, чтобы плавность была. Тогда можно на ходу стрелять.

– Ага, мы для этого дела стабилизаторы ставим, а они – кучу катков! Ну молодцы… Вот, я на них зимой посмотрю, когда гусеницы снегом забьются! К утру это месиво льдом схватится, и «Тигра» ваша колом встанет!

– Наша «Тигра», Иваныч! – хохотнул Федотов. – Наша!

Репнин нацепил поверх пилотки большие наушники и скомандовал:

– Заводи.

– Есть!

Бедный включил стартер, и семисотсильный «майбах» зарокотал, пустил дрожь по корпусу.

– Иваныч, как договаривались. Выбираемся на трассу и прем колонной!

– Понял, тащ командир!

Развернувшись, «Тигр» пыхнул выхлопом и покатил по пыльной дороге. Восемь танков пристроились следом.

Рейд начался.

Из воспоминаний капитана Н. Орлова:

«Когда Саня Плугин таранил «Т-IV», другие немцы бросили свои танки – десять или двенадцать штук, с заведенными моторами! Когда я в них залезал, внутри даже горели лампочки освещения. Сбежали экипажи. Их дивизия только что пришла из Франции. Там она стояла на отдыхе, формировалась. Танки новенькие, чистенькие. Внутри свободно, комфортно, сказывался больший, нежели у нас, забронированный объем.

Мой механик-водитель, татарин, тоже забрался внутрь:

– Командыр! Здесь бочонки какие-то, с краником.

– Какие еще бочонки?

– Кружки висят на цепочке. Можно буду пробовать?

– Ну, попробуй…

Кричит:

– О! Вкусно-то как!

Стали разбираться: в одном – коньяк, в другом – белый ликер. Я тоже попробовал коньячку. А механик не унимается:

– Командыр, здесь еще круг!

– Какой круг? Бросай сюда!

Выбрасывает через верхний люк желтый круг размером с маленькую покрышку с дыркой в середине. Покрутили, повертели мы его и бросили, подумали – «что это за говно такое». А потом врач Цирюльникова, когда уже выходили из боя:

– Коля, да ты что, это же сыр!

Она еврейка. Они жили в Городне на Украине, там с продуктами всегда лучше было. А мы-то сыров не ели ни разу в жизни. Что это за сыр такой?.. А потом приехало начальство и все это у нас отобрало…»

Район р. Удай.

18 сентября 1943 года

Передовую «Тигры» прошли поздно вечером, когда на горячую землю, истерзанную огнем и железом, опустилась благостная тьма.

Линии фронта как таковой не существовало – немцы, отброшенные к западу, спешно окапывались, готовясь к отражению с утра атак Красной Армии. Сплошной полосы обороны еще не было создано, хваленый немецкий орднунг пока что не осилил творившийся бардак, поэтому танковая колонна штрафников без труда проследовала в тыл.

Лишь однажды включились фары тупорылого «Опеля-Блиц». Высветили колонну «Тигров» и погасли. Свои.

А штрафники тоже не шибко прятались – врубили фары и перли себе по шоссе Ромны – Прилуки.

Задача перед 3-м корпусом стояла такая – перерезать ромненской группировке врага путь отступления на юго-запад. 3-я танковая и 2-я мотострелковая бригады двинутся именно этой дорогой, по шоссе в Прилуки.

А вот штрафникам надо было сворачивать к реке Удай – там, неподалеку от села Журавки, располагался немецкий аэродром. Он являлся первой целью танковой роты Репнина. А потом стоило наведаться и в сами Журавки.

После ночного перехода танкисты выбрались к аэродрому. Дело было перед рассветом, в сереющих сумерках. Германцы почивать изволили – спали пилоты, спали техники, даже часовые дремали.

Дорога была широкая, и «Тигры» построились в две колонны.

Дозорный на вышке встрепенулся, углядев танки, но тут же успокоился – свои же.