существовало никакой книги со сведениями о других странах и городах, к тому же, из прежних государей никто не проявлял [желания] делать изыскания и исследования [в этой области], — то в данное время, — хвала и благодарение Аллаху! — [все] страны и концы населенной части мира находятся в обладании Чингизханова рода, мудрецы и астрологи, ученые и историки, [принадлежащие] к людям [разных] вероисповеданий и национальностей, вроде обитателей Северного и Южного Китая [Хитай и Мачин][162], Индии и Кашмира, Тибета и Уйгурии и других народов: тюрков, арабов и франков; [все] они толпами собрались на службу [нашему] небоподобному величеству; у каждого [из них] существуют летописи, сказания и верования, [касающиеся] их народа; наш мироукрасительный ум, будучи знаком с некоторыми из них, пришел к такому выводу, — чтобы из подробностей тех летописей и сказаний составить с нашим августейшим именем краткий компендиум [всеобщей истории], который был бы по сути дела вполне исчерпывающим, и написать его в двух томах вместе с «Сувар ал-Акалим» и с «Масалик ал-Мамалик»[163], кои составили бы приложение к упомянутой истории, так скомпилированная книга была бы бесподобной. И собрание всех разнообразных летописей, судя по тому, что [для этого] существует [такой] удобный случай, и написание такого памятника, который никогда не возникал у государей, становится доступным, — необходимо без замедления и безотлагательно закончить, дабы [этот труд] стал причиною длительного существования [нашей] славы и чести».

Во исполнение [сего высочайшего] повеления были произведены расспросы и разузнавания у всех ученых и авторитетных людей вышеупомянутых народов, а из содержания древних книг были сделаны [соответствующие] выборки и был написан другой том касательно летописей всех стран земли, еще же один том, составляющий приложение к нему, был посвящен картам стран света и путям в [разные] государства, образовав добавление ко [всей] этой благословенной истории. Все же сочинение получило название СБОРНИК ЛЕТОПИСЕЙ. [Его] распределение на части, повествования, сказания и [самое] существо этих определений приведено в оглавлении, которое непосредственно последует за этим [вводным] разделом.

Так как доказано, что бывает историк происшествий и повествований, которые он описывает и устно излагает, ни одно [из них] не наблюдавши воочию, так бывают и такие [историки], которые являются участниками [и свидетелями] происшествий и событий, то история происшествий у них будет такою, как она рассказывается на основании личных наблюдений, [а] не понаслышке. Исключением из этого являются те случаи, когда историк пишет и говорит по передаче рассказчиков. [Эта] передача двоякого рода: одна, когда сведения передаются из уст в уста и которая является причиною науки; в сведениях такой передачи нет никакого сомнения, подобно тому как у нас на основании всеобщей молвы [не вызывает сомнений] существование пророков, царей и знаменитых мужей, бывших в прежние столетия, и наличие далеких городов, вроде Мекки, Каира и других отдаленных известных мест. Несмотря на то, что мы [их] не видели, [они] известны нам так, что в этом не остается никакого сомнения. И основа всех божеских законов и религий зиждется на передаче данных от одного к другому. Подобного рода традиция последовательной передачи из уст в уста в некоторых случаях пользуется доверием в народе [в широком значении], а в некоторых — лишь у особой группы народа. Другой род передачи не путем от одного к другому, а когда его говорят отдельные единицы; в этом случае возможна как истина, так и ложь, место противоречия и спора. Большая часть историй и рассказов, которые предпочитает народ, созданы таким [именно] образом, без строгой преемственности в передаче. Вследствие того, что на основании опыта и доступности чувствам известно и признано за истину, что [даже] вчера случившееся происшествие, передаваемое его очевидцем или участником, совершенно не укладывается в его уме таким, каким оно было на самом деле, что даже в любом собрании, где он его повторяет, в его фразах и словах наблюдаются изменения и перемены, — то по этой причине, несмотря на то, что в божеских законах соблюли полную осторожность [их превратного понимания], в них [все же] существует много противоречий. До такой степени, что даже некоторые пророческие изречения [хадис’ы] признаются сомнительными вследствие противоречий [их] рассказчиков. И древние авторитеты в исламе [имамы] весьма много произвели исследований [в отношении таких хадисов]; некоторые они, отобрав, называют истинными [сахих], а в отношении остальных они [находятся] в состоянии нерешительности и постоянного колебания. Несмотря на это, не следует, [однако, совсем] отрицать предмет разногласия, потому что в религиозном воззрении отрицающего это отвергнутое произведет изъян. Следовательно, в итоге получается [такая] очевидность, что летописи столь различных народов и длительных времен безусловно не могут быть [вполне] верными, и |А 5а, S 8| повествования, которые имеют в них место и будут иметь, не равноценны и не во всем согласны. Во всяком случае, каждый рассказывает так, как это последовательно, по традиции, дошло до него или он слышал это путем [тех или иных] известий. Много было [и таких случаев], когда повествователь вводил в свое изложение, сообразно своему сердечному желанию, преувеличение или уменьшение. Если также он скажет чистейшую ложь и проявит в изложении какое-то количество преувеличений и подтверждений [несуществовавшего], так что содержание [описываемых им] происшествий будет в разногласии [с истиною], когда исполнение божественного закона в такой совокупности, как выше упомянуто, и человеческого естества такого вида, который прирожден всякой твари, он как хочет, так и излагает в противоречии со смыслом [всего] этого, — [все это] будет пустой фантазией и неправдою.

И поскольку это так, [то] если историк думает, что он пишет нечто такое, что [уже] признано за истину и невыразимо [точно], то [в пользу этого] он совершенно не сможет привести ни одного повествования, [подтверждающего такое его предположение], ибо все то, на что он бы сослался, было бы, [самое большее], рассказом группы [каких-либо] великих людей, которые были очевидцами сего [факта], или основывалось бы на передаче от других, или [наконец] вычитано [им] из книг древних. А это при всех положениях, как упомянуто, есть источник разногласия. Если же по этой причине [историки] перестанут писать и устно излагать [исторические сведения], думая: «не дай бог, чтобы люди критиковали их и они бы им не понравились», — то во всяком разе все истории, известия и положения, [имевшие место в] мире, были бы заброшены и все люди были бы лишены [приносимой ими] пользы.

Исходя из этого, обязанность историка заключается в том, чтобы [все] сказания и известия каждого народа и каждого разряда [человеческого рода] с тем же самым значением, с каким они