по саду они в тень,

Туда, к цветам опавшим.

И с дрожью холод проберется в зелень юбки.

Весенний ветер без причин не дует вдруг.

И как же разобраться в этом странном чувстве?

В цветах везде танцуют мандаринки-утки.

Весенний свет у госпожи Хуансы,[70]

То красный, то зеленый на окне.

Сад полон аромата от цветов,

                                                                         но дух весенний в тягость.

Тихонько приоткрою полог и смотрю: увядшие цветы.

На втором свитке были такие стихи:

Пшеничный колос начал колоситься,

                                         и ласточек птенцы на крыше уж видны.

Гранаты в садике, что в южной его части,

                                                                       цветут повсюду, освежая взор.

Под голубым окошком женский образ.

                                                 И слышен звук от ножниц при шитье.

Чтоб юбку сшить, она все нарезает

                                                                                         кусочки фиолетовой зари.

Цветут теперь уж зимние жасмины,

                                                                и дождь вдогонку мелко моросит.

В тени акаций белых иволги поют

                                                         и ласточки-жемчужинки в полете.

Опять уж близко время увяданья,

                                                    когда годичный цикл совсем пройдет.

Цвет винограда дикого опавший,

                                                     и пробивается лишь молодой бамбук.

Сорву-ка я еще зеленый персик,

                                                          и брошу им, чтоб в иволгу попасть.

А у террасы южной дует ветер,

                                                                               и солнечные тени не спешат.

От лотосов густые ароматы.

                                                                               И полон пруд водою до краев.

На глубине, где волны темно-сини,

                                                              то там, то тут бакланы на воде.

А за бамбуковой моей лежанкой,

                                                             там, за циновкой – волны ячменя.

На ширме, где река Сянцзян,

                                                                               повсюду стаи белых облаков.

От лени не проснуться мне,

                              и сплю весь день я, проспав уж середину дня.

А на окне горит закатный свет,

                                                                  заря вот-вот на западе зардеет.

На третьем свитке были записаны такие стихи:

Когда осенний ветер дует, и иней холодом идет,

Прекрасен свет луны. И зеленеет осенних вод волна.

То там, то тут вдруг вскрикнет гусь

                                                                                                               и, плача, полетит.

Опять мне слышно! В золотой колодец

                                                                 падет ведь лист павлонии одной.

В то время, как там, под кроватью,

                                                                            треск насекомых все сильней,

Тут, на кровати, плачет дева,

                                                                       в слезах вся яшмовых она:

«Ушел мой милый в поле брани за много-много

                                                                                                                              тысяч верст».

Однако и сегодня ночью в «Воротах яшмы»[71]

                                                                                                                                   лунный свет.

Хотела сшить я новую одежду,

                                    но слишком холоден на ножницах металл.

Тихонько позвала служанку,

                                                                                  чтоб та утюжек поднесла.

Но не заметила того я, что не горячий уж утюг.

Заслушалась игрой на цитре. И чешется на голове.

Увял уж лотос в маленьком пруду,

                                                                         и пожелтели листья у банана.

И первый иней бел на черепице,

                                                                       где утки мандаринские в узоре.

Тревоги старые и новые обиды: не просто

                                                                                            с ними будет совладать.

К тому же в комнате для новобрачных —

                                                                                  лишь стрекотание сверчка.

На четвертом свитке были такие стихи:

От сливовой ветки на крае окна повисла

                                                                                                                огромная тень.

Свет лунный так ярок. Он тут, у ворот,

                                                       где западный ветер так скор.

Гляжу безучастно, погас ли огонь,

                                                                  в жаровне единственно светлой.

Потом позову только служку свою,

                                                                     чтобы воду для чая несла.

И листья в лесу от ночного мороза белеют,

И вихрь гонит снег в галереи у длинных домов.

И ночь бесконечна, и сон об утехах влюбленных,

Стремится он к месту, где были бои, но стал лед.

Свет красного солнца заполнил все окна и теплый,

                                                                                                                   как будто весной.

Глаза, еще полные сна, и полно в них тревоги.

Молоденькой сливы цветок, весь в болезни-горячке,

                                                                                                    покажет лишь щечку,

В смущении спрятав лицо. И лишь вышиваю

                                                                       безмолвно в любви мандаринок.

А ветер, что иней несет – он скребет по деревьям,

                                                                                                                                               где север.

И ворон кричит под луной. Он за душу берет.

Светильник стоит предо мною. И плачу о милом.

Нить выпала. Шить не могу. И игла не идет.

В боковой части мансарды находилась еще одна маленькая комната. В ней, за пологом, аккуратно и со вкусом была разложена мягкая подстилка, одеяло, подушки. Перед пологом зажжен мускус, а в лампе горело масло орхидеи. Свет лампы был настолько ярким, что, казалось, в комнате светло как днем.

Студент Ли и девушка Чхве стали наслаждаться высшими радостями любви. Так они провели в павильоне несколько дней.

Как-то раз студент Ли сказал девушке Чхве:

– В древности мудрецы говорили: «Если родители живы, а ты уходишь из дома, обязательно нужно сообщать им, куда идешь». Прошло три дня с тех пор, как я не совершал утреннего и вечернего приветствия родителям. Наверняка они волнуются и ждут меня, прислонившись ко входной двери. Дети не должны поступать так.

Девушка Чхве очень расстроилась и кивнула головой в знак согласия. Она повелела, чтобы студент Ли перебрался через изгородь и отправился домой. После этого не было ни одной ночи, чтобы студент Ли не приходил к девушке Чхве.

Однажды вечером отец студента Ли спросил:

– Когда ты уходил из дома по утрам и возвращался на закате, я знал, что ты это делал для того, чтобы обучиться речениям о гуманности и справедливости, которые оставили нам мудрецы древности. Но в последнее время ты уходишь по вечерам и возвращаешься утром. Что это значит? Наверняка ты занимаешься легкомысленными делами, перебираясь через чужую изгородь и, что называется, «ломаешь ароматное дерево». Если все выйдет наружу, другие будут упрекать меня за то, что я не сумел в должной строгости воспитать сына. К тому же, если окажется, что ты, негодник, встречаешься с девушкой из знатной семьи, из-за твоих безрассудных поступков наверняка будет запятнана честь этой семьи, тем самым ты причинишь ей глубокий моральный вред. Да-а, это совсем не пустяковое дело. Отправляйся-ка ты вместе с нашими старыми слугами на юго-восток, в Ённам, и следи там за работами в поле. И не возвращайся сюда!

На следующий день студента Ли, будто в ссылку, отправили в местность Ульчжу[72].

А девушка Чхве каждый вечер