— Уверен ли я? — вне себя от гнева, Бран Магон Фужерей поднял страшный узловатый кулак, но Лаура, вскрикнув, оказалась между ними:

— Ради бога, прошу вас, не надо! Ваш гость так давно не был здесь, ему была известна только одна личина этого человека, а он так многолик… Месье не знал…

— Спасибо, что заступились, мадам, — поблагодарил с грустной улыбкой Арман де Шатобриан. — Горе нашего времени в том, что даже внутри семей возникают распри, но вы правы: я, наверное, действительно многого не знал. Для нас, скрывающихся в тени, Понталек был ловким агентом, которого не устает восхвалять монсеньор регент, находясь в своей итальянской ссылке. И его брат, и племянник того же мнения. Они считали, что использование Лекарпантье было ловким, даже искусным, шагом. Теперь, когда он исчез, Их Высочества полагают, что настало время соорудить в этой части Франции солидный плацдарм для возможной высадки… А кстати, известно ли, что стало с бывшим проконсулом?

— Вернулся в Валонь, но это по слухам. Конвент якобы арестовал его и отправил в замок Торо, что в заливе Морлэ.

— Ну, наконец-то хоть одна добрая весть!

— Вторая вам понравится значительно меньше, мой мальчик! И избавлю вас от необходимости задавать вопрос, который так и вертится у вас на языке: ваш чудесный Понталек мертв! Взорвался вместе с кораблем, на котором собирался скрыться… А заряд подложил я сам и заплатил кое-кому, чтобы подожгли фитиль!

После этих слов в комнате повисла гнетущая тишина. Казалось, каждый из присутствующих боялся вздохнуть. Наконец «друг стихии» тяжело поднялся и взялся за суму, что лежала рядом:

— Простите меня, господин де ла Фужерей! Я не должен был приходить. И сейчас мне лучше покинуть вас.

Он приподнял свой мокрый плащ, но отец Лоэйзы вырвал у него из рук вещи:

— Да вы едва стоите на ногах и весь промокли! Садитесь к огню! Мы нальем вам супа, а потом вы поживете у меня, пока мы оба окончательно не выясним все сомнительные моменты. Вам приготовят комнату. Воистину, на сытый желудок и со свежей головой гораздо лучше думается!

— Вы добры, однако могу ли я принять… Суровый старик хлопнул его по спине, так что тот

едва не ткнулся носом в камин.

— Да почему же нет? Вы не первый, кого одурачил этот ваш Понталек, забери дьявол его душу!

— Ну и погодка! — воскликнула Лали, стряхивая мокрый плащ и стуча ногами по каменным плитам пола, чтобы сбить с башмаков грязь.

— Госпоже графине лучше было бы затворить дверь! — крикнула с лестницы Матюрина. — Ботинки могут и подождать, а вот проклятый норд-вест вот-вот сорвет нам люстры!

И верно, страшный порыв ветра как будто загнал пожилую даму в глубь дома и постарался сам забраться туда же, словно хотел тут все разведать.

— Лучше помогите мне, чем корчить из себя капитаншу корабля на полуюте![22]Мне никогда не справиться одной!

Тяжелая резная дубовая створка никак не желала закрываться, несмотря на все усилия Лали. Матюрина быстро скатилась по лестнице на помощь, и вдвоем им удалось захлопнуть наконец строптивую дверь.

— Спасибо! — поблагодарила Лали. — А мне уже казалось, что я вообще до дома не дойду. Даже судна в порту и те играют в чехарду!

— И что это мадам там сейчас понадобилось? — ворчала Матюрина, помогая ей освободиться от отяжелевшей от воды накидки. — В такую погоду люди по домам сидят.

— Раз аббат Божеар служит мессу в часовне Святого Спасителя, не можем же мы оставить его в одиночестве! Особенно когда столько лет у нас вообще не проводились службы. И не дуйтесь, пожалуйста, Матюрина! Мне прекрасно известно, что вы не пошли только из-за ревматизма. Так что я отстояла за двоих! И даже за троих! Где мадам Лаура?

Старая экономка так и не свыклась с этим новым именем и не могла взять в толк, почему, вернув фамилию Лодрен, ее молодая хозяйка отказалась от двойного имени, которым нарекли ее при крещении. Хотя та уже не раз объясняла Матюрине, что навсегда отказалась от своего второго имени. И решилась на это тогда, когда окончательно поняла, что любила человека, недостойного им называться.

— Я так страдала, что хотела умереть. Люди спасли меня, спрятали, дали мне другую жизнь, и я буду этой другой жизни верна. Я поклялась себе, что откажусь от прежнего имени Анна-Лаура. К тому же нет большой разницы между Анной-Лаурой и Лаурой.

— А Святая Анна? Матушка Святой Девы уже вам нехороша?

— Она здесь ни при чем! Считайте, что теперь я зовусь Лаурой-Анной, и прошу вас, Матюрина, об этом не забывать! Поверьте мне, Лауре де Лодрен гораздо лучше живется, чем Анне-Лауре де Понталек.

— Понталек! Какой ужас!

— Вот видите! Надо избегать всего, что напоминало бы о нем.

Но Матюрина все вздыхала, хотя на вопрос графини ответила по-своему.

— Мадам… Лаура, раз уж вам так нравится, на чердаке.

— Что ей там понадобилось?

— Знать не знаю. Не захотела взять меня с собой.

В действительности делать ей там было нечего. Когда Лали, запыхавшись, взобралась под стропила крыши, она увидела, что Лаура, скрестив руки, стоит у слухового окошка. Она прекрасно слышала, как подруга карабкалась наверх, но не двинулась с места и только сказала, не отрывая глаз от величественной картины словно сорвавшегося с цепи моря, которое было видно отсюда как на ладони:

— Девочкой я часто лазила сюда смотреть на бухту и корабли в порту. Но больше любила свой маленький Комер и Лодренэ, там свободнее дышится. Находясь внутри городских стен, кажется, будто ты в осажденной крепости.

— В этом может быть своя выгода, как, например, случилось в 1758 году, когда герцог Мальборо обломал об эту крепость себе зубы.

— А сейчас на нас нападает море. Чем еще заняться, как не наблюдать за ним? Великолепное, хоть и вздорное, море, — добавила она, провожая взглядом огромные языки пены, перескакивавшие через тропинку, по которой крепость обходили часовые.

— Одним словом, вам скучно?

— Да, и мне это не нравится. Вы скажете, что я могла бы поинтересоваться делами компании, но у меня к ним нет никакого влечения, и, если бы вы со мной сюда не приехали, боюсь, я продала бы здесь все, оставив только Комер, хотя он и разрушен.

— Если нам удастся выкрутиться, будет обидно продавать, но это ваше имущество, и если вы захотите с ним расстаться, не мне решать…

— Нет, действительно будет обидно, ведь даже при таком положении вещей, когда дела продвигаются с большим трудом и все чрезвычайно запутано, мне кажется, что вы находите удовольствие в своих попытках исправить ситуацию. За это я глубоко вам благодарна, милая Лали… но не просите моего участия!

— Вы правы: здесь, рядом с вами, у меня как будто началась новая жизнь, потому что я надеюсь быть вам полезной.