Альдо усмехнулся:

— Впервые такая красивая женщина преследует меня, и это весьма лестно!

— О, не заблуждайтесь! Я просто хотела узнать, не видели ли вы Видаль-Пеликорна.

— Видел, но...

— Так что же, он здесь?

— Был здесь...

— Но вы его еще увидите?

Резкий тон дамы, как будто она допрашивала его, в конце концов разозлил Альдо. Без сомнения, незнакомка была хороша, но это еще не причина, чтобы присваивать себе право обращаться с ним подобным образом.

— Мадам... или мадемуазель...

— Мадемуазель!

— Прекрасно! Так знайте же, мадемуазель, что не в моих привычках отвечать на вопросы незнакомых людей, к тому же заданные таким тоном.

— О, извините, пожалуйста! Когда я волнуюсь, у меня всегда портится настроение. Так, значит, вы все-таки увидитесь с ним?

В ее светлых глазах читалась мольба, почти что тревога, и Альдо вдруг не захотелось расставаться с обладательницей этих прекрасных глаз.

— Я увижусь с ним завтра утром, если все будет в порядке, но я хотел бы...

— Он приедет сюда или вы поедете к нему?

Ну, это уже было слишком! Пусть она восхитительна, но колючая, как иголки у ежа, и это уже начало сильно действовать ему на нервы. Морозини чуть было не прервал разговор, но тут она снова взмолилась:

— Прошу вас простить меня! Но если вы поедете к нему... куда бы то ни было... передайте, что я и не думала совершать предательство. Что мне пришлось поступить так лишь в силу сложившихся обстоятельств и что я всей душой надеюсь, что он не будет держать на меня за это зла. Я должна выполнить свою миссию до конца. Так я решила. Вы не забудете сказать ему об этом?

— Не забуду, если только вы согласитесь назвать мне свое имя.

— Это ни к чему. Он сам вам его назовет, если захочет.

И не успел Альдо и рта раскрыть, как она исчезла за пирамидой из саркофагов, наваленных друг на друга за стеклом, темным от разводов песка. Он даже не пытался догнать ее. Женщина с такой фигурой должна быть быстрой, как газель. К тому же она, наверное, знала этот лабиринт, набитый сокровищами, как свои пять пальцев. И потом, эта молниеносная встреча, больше походившая на перестрелку, наводила на размышления. Не она ли, прекрасная, хоть и до слез современная египтянка, и есть то самое болезненное нечто, о котором Адальбер, вынырнув из пучины запоя, собирался поведать ему позднее? В ней чувствовалась порода, способность в одночасье воспламенить сердце его друга, всегда готовое сгореть в огне любви, хотя все его последние любовные истории и превращались в драмы. Ах, так и эта тоже твердила о предательстве? Что другое могло бы оправдать беспробудное пьянство «больше чем брата»?

Морозини вышел из музея, прогулялся по кишащим простым людом улочкам старого города и уселся выпить кофе за столик в одной из типичных кофеен. Посетители, в числе которых были одни лишь мужчины, мирно сидели по трое-четверо или даже по одному и проводили время, глазея по сторонам и перебирая одной рукой янтарные четки, а второй с помощью мухобойки лениво отгоняя мух. А мухи водились в Каире в любое время года, находя себе пропитание в выставленных на продажу многочисленных горках фруктов или в расплывающихся от жары сладостях, на цветах, пряностях и других аппетитных продуктах. Представшая взору Альдо картина была довольно колоритной, но он тем не менее не задержался тут и довольно скоро покинул кафе, стараясь избежать нападения ватаги ребятишек, всегда готовых налететь, словно пчелиный рой, на хорошо одетого иностранца, которому случилось бы забрести на их территорию. Едва завидев детей, Альдо заранее избавился от мелочи, отдав ее в качестве чаевых, а сам направился в отель собирать чемоданы. Тем же вечером он сел в поезд на Луксор...

Сходство египетских спальных вагонов с Восточным экспрессом или Голубым поездом было, конечно, весьма отдаленным, но все же и в них наличествовал необходимый комфорт, и Альдо, запихнув невеселые думы подальше в багаж, заснул как ребенок и проснулся только тогда, когда пробил колокол, сзывающий пассажиров на завтрак. Он отведал еды, удивляясь своим ощущениям: как будто он вдруг оказался на отдыхе, на каникулах. Поезд стремительно летел вдоль сияющего под утренним солнцем голубого Нила, который нес свои воды среди нежной зелени берегов. В этих зеленых оазисах то и дело мелькали белые домики деревень, высокие волосатые пальмы, нории[31], несущие растениям воду. Иногда вдруг возникали целые армии одетых в белое мужчин, толпы женщин под черными чадрами, пестрые ватаги ребятишек, стада бежевых коров и умилительных серых осликов. Порой появлялся за окном и всадник, пускавший коня наперегонки с длинной гусеницей из дерева и стали, и, проскакав вдоль всего состава, он останавливался, победно подняв руку и смеясь. На реке теснились небольшие порты, сновали тяжело груженные баржи, суетились прачки, отплывали на лодках рыбаки. Пару раз им встретились пассажирские суда, заполненные беззаботными туристами: они путешествовали от дельты Нила до Асуана. А оттуда они направлялись, преодолевая водопады, в Хартум, в Судан.

Большинство этих мирных пассажирских судов выходили из Луксора и три дня везли туристов в Асуан, хотя по железной дороге можно было туда же добраться за три часа, но пейзажи, надо признать, были бы совсем не те!

Доехав до места назначения, Альдо запрыгнул в коляску и приказал доставить его в гостиницу «Зимний дворец», окруженную садами, нависшими над рекой между Карнакским и Луксорским храмами, жемчужинами, оставшимися в наследство от Фив «сто врат», бывшей столицы империи. И если в Каире господствовал ислам, то здесь власть принадлежала фараонам. Но никаких пирамид: ключ к вечности в здешних местах искали по соседству, в Долине царей и цариц, а богам поклонялись в храмах, хоть и превратившихся в развалины, но все же способных подавить простого смертного величием своей архитектуры.

Когда коляска доставила его в отель, возле которого уже суетились грумы и носильщики, Альдо заметил, что ему навстречу бегом бежит сам директор, голубоглазый англичанин с редкими волосами. Он определил его должность по костюму: полосатые брюки и черный пиджак. Почему-то создавалось впечатление, что тот очень взволнован.

— Полагаю, вы князь Морозини?

— Да, это так. С кем имею честь?

— Фалконер, управляющий отелем. Я ждал вас с нетерпением. О, ваше сиятельство, само небо вас нам послало! Идемте! Скорее!

— Но меня прислало не небо, а господин Видаль-Пеликорн. Но что тут происходит?

— Может случиться непоправимое! Я страшно боюсь, как бы эти джентльмены не убили друг друга... прямо у нас!

Альдо не стал расспрашивать, о ком идет речь. И так было ясно, что одним из вышеупомянутых джентльменов был Адальбер, и он наверняка опять задумал свести с кем-то счеты. Кстати, по мере того, как они приближались к отелю, все отчетливее слышался его громоподобный бас, перекрывавший какое-то кудахтанье, время от времени переходящее в пронзительный вопль. Местом сражения была выбрана гостиная, служившая продолжением бара, где под взглядами нескольких зевак из числа постояльцев, привлеченных зрелищем кулачного боя, более уместного в портовом притоне, гневный, раскрасневшийся Адальбер пытался задушить какого-то долговязого рыжего юношу, который хоть и неловко, но все же пытался отбиваться, беспорядочно дрыгая руками и ногами.