— К счастью, моя личная жизнь — не твое собачье дело.

Он подходит ближе.

— Уже закончила?

Я давлюсь смехом.

— Не твое вилочное дело.

Он кивает и поджимает губы.

— У тебя хорошо получается.

— Что?

— Флиртовать. Мне это нравится.

— Спасибо?

Он кивает в сторону моей футболки и спортивных штанов.

— Я позволю тебе купить мне одежду сегодня.

Я снова закатываю глаза. Какой джентльмен.

Он наклоняется и рычит мне на ухо.

— Если ты позволишь мне выбирать для тебя одежду. Я хочу видеть тебя в платье, — его губы скользят вниз по моей шее. — И, возможно, без него.

Дышать становится почти невозможно, когда он целует меня в линию подбородка.

— Ты говорил, что это опасно.

Поднимая голову так, что его лицо оказывается над моим, он облизывает нижнюю губу, а затем проводит языком по моей.

— Тогда тебе следует перестать смотреть на меня так…

— Как? — спрашиваю я, затаив дыхание.

— Как будто ты этого хочешь, — его рот накрывает мой. Я отдаюсь грубости поцелуя и прижимаюсь к нему, приоткрывая рот. Он требователен, но не спешит. Его руки ложатся мне на плечи, и он удерживает меня неподвижно, в то время как языком скользит у меня во рту в интимном танце.

Он поднимает голову.

Я рада, что он держит меня, иначе точно сползла бы на пол лужицей.

Мы стоим так несколько минут, прерывисто дыша. Конфликт, бушующий внутри него, ясно читается в темных глазах. Заметно ли волнение в моих? Никто никогда не был близок к тому, чтобы вызвать у меня такие чувства.

— Боже, я хочу…

— Наколоть меня на вилку? — я нервно хихикаю.

Из него вырывается смех, и он прижимается своим лбом к моему.

— Ты мне нравишься, Мерседес Хоппер.

Все еще испытывая головокружение от его поцелуя, я выдерживаю его взгляд и улыбаюсь.

— Ты мне тоже нравишься.

В этом моменте есть определенная напряженность. Если бы я снова притянула его лицо к своему, мы бы никуда сегодня не пошли, кроме как в мою постель. Я делаю глубокий вдох и набираюсь храбрости, но прежде чем я это делаю, он целует меня в кончик носа и отступает назад. Момент упущен.

— Тебе нужно в ванную, прежде чем я приму душ?

Он качает головой.

— Я быстро.

— Не спеши. Я продолжу поиски в Интернете.

Кивнув, я открываю для него свой ноутбук и ввожу пароль.

— Вот так. Все готово.

Я быстро принимаю душ, надеваю джинсы с футболкой и роюсь в шкафчике в ванной в поисках косметики, но сдаюсь, когда не могу найти ничего, кроме туши. Женщине, смотрящей на меня из зеркала, не нужны румяна, она и так розовая и раскрасневшаяся. Я почти собираю волосы в хвост, но решаю на этот раз оставить их распущенными.

Я снова выхожу в гостиную и вижу, как Хью склонился над моим ноутбуком, что-то печатая. Когда он чувствует, что я здесь, то поднимает голову. Его глаза загораются так, что я почти взлетаю. Он улыбается, вставая.

— Неплохо, — говорит он, оглядывая меня с ног до головы. — Тебе идет.

— Хочешь принять душ? Я покажу тебе, как он работает.

— Если вода все так же течет из трубы, я с этим разберусь.

— Договорились, — я прочищаю горло. — Ты можешь использовать любое из полотенец, которые там есть.

— Спасибо, — проходя мимо, он шлепает меня по заднице. — Да, тебе идут джинсы.

Я подпрыгиваю и поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него.

Его плечи трясутся, как будто он сдерживает смех.

— Современные мужчины держат свои руки при себе, — кричу я ему вслед.

— Я не современный мужчина.

На моем лице расплывается улыбка.

Точно нет.

Глава двенадцатая

‡

Хью

Провиденс, Род-Айленд

2024

Будущее на удивление не так уж сильно отличается от моего времени. Кое-что изменилось: на всем больше кнопок, издаются раздражающие звуки, а люди чрезмерно сосредоточены на своей личной безопасности. Шлемы — важная вещь. Не только на войне. Не уверен, означает ли это, что головы людей со временем стали мягче, но первое, что говорит мне Мерседес, когда мы садимся в ее машину, это то, что мне нужно пристегнуться ремнем на коленях и груди. Предположительно, это защитит меня от удара по голове, если ее вождению не хватит изящества.

Я напоминаю ей, что быстро выздоравливаю.

Она говорит, что полиция остановит нас, если я не буду надежно пристегнут. Таков закон.

Правительство было занято разработкой множества законов.

Чтобы защищать людей.

По словам Мерседес.

Я боролся за освобождение мира не для того, чтобы со мной нянчились, как с ребенком.

Я держу эти мысли при себе, потому что Мерседес, похоже, взволнована тем, что выводит меня в мир. Она заезжает в гараж, который напоминает мне здание для хранения военной техники, но вместо того, чтобы быть одноэтажным, он состоит из нескольких уровней.

Она паркуется и разрешает мне отстегнуть ремень безопасности. Пока мы были в машине, я улучил момент, чтобы оценить, насколько она храбрее, чем сама о себе думает. Она без проблем передвигалась по оживленным улицам. В моем подразделении было много мужчин, что никогда не водили машину до войны. Некоторые из них сочли первый опыт таким же пугающим, как еженедельные изменения наших тел. Мне же посчастливилось ездить на работу на машине для доставки еды.

Когда мы с Мерседес проходим через стеклянные двери, я спрашиваю:

— Могу я отвезти нас обратно?

Она бросает на меня странный взгляд.

— У тебя есть права?

— На вождение машины?

— Да, на вождение.

— У меня есть удостоверение личности.

Она качает головой.

— Тебе нужно сдать экзамен по вождению и иметь права, выданные USA, прежде чем ты сможешь легально водить машину.

— Потому что таков закон?

— Да.

Конечно.

Внутри здания другие люди ступают на то, о чем я слышал, но на чем никогда не был, — электрическую лестницу. Мерседес уверенно шагает вперед, и я следую ее примеру.

— Итак, это торговый центр ”Провиденс Плейс".

— Он большой. Больше всего, что было в моем городе, но в таких городах, как Нью-Йорк, могли быть здания такого размера. В Европе их не было. По крайней мере, там, где мы были.

Мы сошли с электрической лестницы, и я остановился, чтобы оценить огромные размеры внутреннего помещения здания. Центр был открыт для нижних этажей. Во всех направлениях вдоль стен тянулись витрины магазинов. Все было ярким, блестящим и… более броским, чем я привык.

Мимо проходят пары с детьми, и вроде все как всегда, но и мужчины, и женщины одеты в джинсы или брюки, и никто ни с