это было каким-то заклинанием или словесным активатором навыка. Как я давно выяснил, четкая вербальная форма позволяет лучше фокусировать магию

— Подчинение!

От моей руки пошла волна магии и… Следующие пять минут я старательно пыхтел, причем пыхтел вполне натурально.

Во-первых, без привычной поддержки Алукарда магическое воздействие у меня получалось гораздо слабее. А во-вторых, в отличие от Лакуны, где я всё отрабатывал «на хомяках-теросах», тут мне предоставили обычных животных.

Как выяснилось, на теросов накинуть «подчинение» или «лечение» было куда проще. Из-за энергетической «незавершенности», те буквально впитывали инородную магию, встраивая её в свой организм. С земными животными всё было с точностью до наоборот. Мне приходилось пробиваться через естественную защиту организма, чтобы получить доступ к возможности его изменения и программирования.

— Не стоит волноваться, попробуйте ещё раз! — подбодрил меня Солдатов, когда понял, что я спалил мозги уже третьей по счету животине…

— Хорошо! — кинул я. А было действительно хорошо, так как моя неопытность и «неспособность» фамильяра, как мне показалось, было лишним плюсиком в сторону нашей с Алукардом невиновности.

А что касается результата… Ну, мне в итоге удалось взять под свой контроль одного из ушастых, и тот выполнял команды, транслируемые мной через появившуюся с «подопытным» связь.

Движения бедолаги поначалу были дерганные и импульсивные, инсульт, судя по всему, не миновал и его. Но главное — я смог продемонстрировать свои способности, а пришлые маги их оценили, признав несоответствующими фамильярам черного списка. Вдобавок, комиссия утвердилась во мнении, что с животными (а значит, и с людьми) мне работать гораздо тяжелее, посему, ожидать от меня способностей серьезного менталиста-контролера так же не стоит. Что просто замечательно, ведь менталистов никто не любит (это уже комментарий Алукарда).

— Благодарим, Василий Степанович! На этом мы, пожалуй, закончим! — глядя на вышагивающего у меня под ногами кролика и переводя взгляд на теросов за моей спиной, произнес председатель.

— Рад был помочь! — я резво засобирался на выход.

— Василий Степанович, не спешите. Нам необходимо оформить и завизировать заключение. Вас не затруднит подождать меня в приемной на первом этаже, — повернулся ко мне Петр Ефимович.

Я согласно покивал и выскочил в коридор. «Конвой» за дверями исчез. Похоже, охранение всё-таки было не для защиты Избранного от вражеских нападок, а на случай нейтрализации носителя «контрабандного Фамильяра».

* * *

— Ну, и как Ваше самочувствие? — я просидел в приемной уже минут 10, когда на пороге возникла та самая женщина из Комиссии. Звали её Жанна, и, разумеется, она представляла Францию.

Дружок с Кузей, посапывающие в углу, навострили уши, однако ситуация не показалась им опасной. Просигналив мысленно: «Вожак, мы с тобой! Зови, если что!», мои зверушки снова задремали.

— Спасибо, не жалуюсь! — ответил я, пробегая взглядом по её телу. А что? Оно, т.е. Тело, просто источало эротические флюиды, и с каждой секундой всё больше.

— Я рада! — и женщина тихо засмеялась, слегка откинув голову. — Послушайте, Василий! Можно Вас так называть? Бывали Вы когда-нибудь в Париже?

Очень хотелось смеяться, наблюдая за попытками флирта разной степени тяжести… Женщина, похоже, торопилась, а потому работала крайне топорно, с ходу «стреляя из всех калибров». Но мой организм — он-то жил своей жизнью, жизнью 16-летнего пацана. И не скажу, что это было неприятно.

Через несколько минут Жанна поинтересовалась:

— А Вы не хотели бы посетить Францию? В Париже есть замечательная школа укротителей животных. Я вполне могла бы организовать Вам туда доступ. Как мне кажется, их техники вполне подойдут для самого скорого развития вашей магии…

Женщина уже сидела почти у меня на коленях, призывно заглядывая в глаза. Губы её говорили слова самые обыкновенные, а тело, её тело твердило настойчиво: «идем со мной, я вся твоя!» Я чувствовал, как от её прикосновений во мне просыпается табун мурашек, а организм прямо кричит, что он нынче молод и готов хоть прямо сейчас в бой!

Я бросил взгляд на дверь и прислушался. Распускать руки или не распускать? Конечно, я понимаю, что это просто операция по приманиванию Избранного, но вот руки так и тянутся… А с точки зрения «недалекого пролетария» могу я просто поддаться инстинктам?

Шаги в направлении приемной раздались неожиданно, дверь резко распахнулась:

— Мадам Батисто! Мне очень интересно, что Вы тут делаете?

— Мы? — женщина вскинул бровь и осмотрела нас, сидящих уже почти в обнимку. — Мы беседуем с перспективным молодым человеком о жизни и магии. Я его просвещаю, как более опытная коллега.

Мой сопровождающий перевел взгляд на мою руку, застывшую на бедре француженки.

Я уверенно закивал:

— Всё так и было. Мадам Жанна рассказала мне много интересного, особенно о школе укротителей в Париже, где меня могут очень многому научить, — не моргнув и глазом «сдал» я интриганку, изображая «честного и недалёкого», попавшего в сети коварной обольстительницы, подростка. Мадам еле слышно выругалась, а вошедший тут же сосредоточил на ней своё внимание.

— Мадам, Вы ведь в курсе, что переманивание новых Избранных запрещено международными соглашениями? Вы знаете, что произойдет, если я буду вынужден подать на вас жалобу в соответствующую инстанцию?

— Ой, да ладно Вам! — отмахнулась женщина, легко вскочив на ноги. — Ничего я ему не предлагала, лишь по-матерински немного расширила горизонты.

Мадам Батисто фыркнула, изобразив оскорбленную невинность, и продефилировала на выход, не забыв на прощание стрельнуть в меня призывным взглядом.

— Василий! — голос «человека в штатском» был назидателен, но в то же время полон сочувствия. — Вам нужно быть бдительнее!!!

Я состроил непонимающее лицо. Зря, очень зря я это сделал.

Нравоучительная политинформация была бесконечна. Через 10 минут у меня начал подергивать глаз, через полчаса — потеть руки. Через час я попытался изобразить голодный обморок, но мужчина решительно повел меня в столовую, не останавливая словоизвержение ни на миг. А потому появившихся на горизонте врачей (они пришли забрать меня ещё на парочку диагностический процедур), я встречал как родных, и чуть не вприпрыжку унесся вслед за ними…

* * *

Уже вечером, лёжа в койке, я устало жаловался Алукарду.

Да… Я и забыл, в какое время попал, и насколько сурова может быть местная агитация и пропаганда! Этот гад вещал без малого 2 часа, почти не повторяясь и периодически «экзаменуя» меня. Понял ли я возможные угрозы и опасности исходящие от капиталистического мира?

— В моё время такой фигни не было! — покивал Алукард, который был