Чтобы лежащее в основе диалога допущение кооперации было не просто констатацией факта, все устные и письменные коммуникации следует анализировать на трех различных лингвистических уровнях. Все вместе эти уровни говорят нам «Как производить действия с помощью слов», что будет названием посмертно опубликованного сборника лекций философа языка Джона Лэнгшо Остина, прочитанных им в Гарварде в 1955 г. Эти лекции образуют ядро области прагматики, известной как теория речевых актов{41}.

Представьте себе следующую ситуацию. Вы пьете кофе в Starbucks, никого не трогаете. Вдруг к вам подходит незнакомый человек и спрашивает: «Часто здесь бываешь?» Вы отвечаете: «Отомри». На базовом, буквальном уровне эта фраза означает, что вы хотите, чтобы человек умер. Утверждение на наиболее буквальном уровне называется в теории речевых актов локутивным актом. Но на самом деле вы просто просите человека вас не беспокоить. То есть небуквальная интерпретация вашего высказывания (или его иллокутивная сила) означает «уходи», а не «умри». Для понимания иллокутивной силы требуется сотрудничество со стороны слушателя, чтобы он перешел от буквального значения к небуквальному (также называемому переносным). И, наконец, то, что в теории речевых актов называется перлокутивным эффектом высказывания, – действие или настроение, вызванное этим высказыванием, – будет зависеть от того, что случится дальше. Если ваш потенциальный ухажер уйдет, то это будет перлокутивным эффектом слова «отомри». Если человек рассмеется и сядет рядом, то это тоже будет перлокутивным эффектом.

Обратите внимание, что теория речевых актов не гарантирует конкретного перлокутивного результата определенного речевого акта. Теория речевых актов служит для того, чтобы напоминать нам следующее: слушатель должен поразмыслить над каждым высказыванием и понять, что сказано буквально, что в переносном смысле и что из этого следует. Для некоторых речевых актов эти три уровня очень похожи. Утверждение вроде «Небо голубое» может быть фактом в буквальном смысле, не иметь переносного значения и не вызывать у слушателя иного эффекта кроме согласия. Однако вопрос вроде «Небо голубое?» хотя и будет буквальным вопросом о цвете неба, может в переносном смысле быть риторическим, высмеивающим человека, говорящего очевидные вещи. Надеемся, говорящий правильно рассчитал и в результате услышал смех, а не получил удар в нос.

И принцип кооперации Грайса, и теория речевых актов иллюстрируют, как говорящие и слушающие делают выбор при коммуникации, из которых буквальный язык – лишь один из вариантов. К сожалению, поскольку буквального языка достаточно, чтобы передать значение, небуквальный, переносный смысл часто игнорируется при традиционном обучении языку. Если образной речи и учат, то рассматривают ее просто как интересное отступление или веселый компонент урока, то есть подразумевается, что это необязательная часть осваивания языка. Настоящее обучение образной речи не начинается, пока ученики как следует не освоят произношение, словарный запас и грамматику. Возможно, в этом есть своя логика. Что важнее с точки зрения лингвистики: уметь сказать, что пирог вкусный, или то, что он тает во рту? Однако при узком взгляде, подразумевающем, что буквальному языку нужно учить раньше образного, игнорируются исследования в данной области прагматики, которые показывают, что образная речь так же важна для языка, как его буквальная часть{42}.

Предвзятое отношение к образной речи при традиционном изучении языка может возникать и потому, что буквальный язык считается менее двусмысленным, чем образная речь. Например, будет гораздо понятнее, если вы скажете «Мне жарко», чем если начнете жаловаться «Я таю» (если только вы не Бастинда из «Волшебника Изумрудного города» – она говорила это буквально). При образной речи люди сильнее рискуют, что их не поймут, чем если выражаются буквально. Как мы уже отмечали, если Грайс прав в том, что участники диалога стараются выражаться как можно яснее, то потенциально двусмысленная образная речь должна встречаться редко. Однако это не так. Трудно представить себе язык, в котором не использовались бы образные выражения. В качестве фундаментального примера использования метафоры можно привести английский глагол to be («быть»), произошедший от того же корня, что глагол to breathe («дышать») на санскрите{43}. А это самый базовый уровень языка.

Образная речь настолько распространена, что, несмотря на потенциальную двусмысленность, с ее помощью можно добиваться речевых целей, неподвластных при использовании буквального языка. То есть люди рискуют быть неправильно понятыми, но образная речь дает значительные преимущества, стоящие риска. Поскольку конкретные образные выражения и цели, которые они выполняют, отличаются в разных языках, вам решать, заниматься ли исследованием этих вопросов. Чтобы понять принцип, давайте рассмотрим несколько примеров образных выражений в английском языке.

Точно неизвестно, сколько существует видов образных выражений, – по различным оценкам их несколько сотен. Самые распространенные, исследованные учеными-когнитивистами, включают гиперболу (или преувеличение), преуменьшение, иронию, метафору, сравнение, идиоматические выражения, косвенные просьбы и риторические вопросы. Эти восемь видов образных выражений можно найти во многих языках, однако их использование отличается в разных культурах, даже если их носители говорят на одном языке. Например, давно считается, что американцы склонны к преувеличениям, в то время как британцы – мастера преуменьшения. Однажды королева Елизавета II так описала особенно неудачный год в своей жизни: «1992 – не тот год, который я буду вспоминать с большим удовольствием»{44}. В некоторых культурах (например, японской и корейской) ценятся непрямые высказывания, другие считаются более прямолинейными (например, США). Как вы видите, образный язык – многогранное средство коммуникации.