деды, после случившегося со мной, поддались уговорам дяди Ветки и Никифорова, и поехали проверять болота. Времени до темна еще было довольно много, часа четыре. Ну да — час туда, да еще часа за три можно много сделать! Вечера весной в Сибири длинные, светлые.

— А сейчас они где, деды-то? — если так все произошло, почему не дома.

— Дак они Ветке чё-та помочь хотят, унеслись оба-два куда-то! — бабушка была немногословна и говорить долго явно не хотела.

Потихоньку я разговорил бабулю. Как оказалось — островок они нашли довольно быстро, потратив больше времени на переезды вокруг болота — не везде можно было зайти в глубину болота. На островке же нашли и ружье, и вещмешок. Тут же было и свежее пятно от прогоревшего костерка.

— Там, дед рассказыват, бочаги, да окна вкруг острова… Чё его туда понесло-то, дурня старого! Вон и нашел смерть свою!

— Вот они эти бочаги кошками да баграми и проверяли! С вечера, говорят, ничё не нашли, да ночевать остались. Чтобы, значит, время на езду туда-сюда не терять. А с утра, значит, сразу же котелок подцепили… А уж потом и старика вытянули! Ох-хо-хо! Страсти-то какие! Царствие ему небесное, рабу божьему! — бабуля забормотала, глядя в угол, на небольшую простенькую иконку.

После обеда появился дед.

— Он, Гнездилин-то… Так-то он Моисевич по фамилии вовсе! Осип его звали. Он родом откуда-то с Белоруссии. Там робил толи агрономом, толи землемером. Семья была, ребятишки… Как война началась, то его мобилизовали, конечно… Ну а потом, вот как… Отступление… В госпиталях не раз побывал, да… Потом уж, в сорок третьем его стегануло вовсе уж добро. Возили-возили его по госпиталям, как-то он у нас оказался. У нас же в Кировске тоже госпиталя были, да… Гнездилиха уж там подрабатывала, толи санитаркой, толи еще какой поломойкой. Там они с ней и снюхались. Да она вроде как его какими-то травками и отпаивала. Его-то списали вчистую, после этого ранения. Жить он у нее стал. Уже после войны, ездил он туда, в Белоруссию. Только не нашел никого, ни жены, ни детей… Даже деревни — не нашел! Вот и вернулся сюда. А куда ему еще? Тут хоть кака, да баба. Хоть не свой, да дом! Да и ребятишки, опять же, у Гнездилихи… Дочка, да вот Ветка. Эх-ма!

Мы сидели с ним на крыльце.

— А дед Гена где?

— Да умаялись мы крепко! Сказал — к вечеру баню протопит, сходить нужно, кости прогреть! Они, болотА эти, ух и здорово тепло из человеков сосут! И летом-то там зябко, а сейчас и вовсе к утру околеть можно!

— Деда! А этот Осип — ну если он не местный, чё он по болотам шарился-то? Он же мест не знает… ну — не знал, то есть…

— Это Осип-то не знал?! Х-х-а-а! Так он же тут считай двадцать пять годков прожил! А лесовик он был знатный! Еще, рассказывал, в Белоруссии и охотой, и рыбалкой промышлял… грибы там, ягоды. Он и там по болотАм шастал! А здесь, как комиссовали его… потом уж, после войны — группу дали. Пенсия неплохая — он же до капитана довоевался, не хухры-мухры! Да и ордена, и медали у него были — там тоже какая-никакая доплата была! Вот он сторожем пристроился, а днями по лесам бродил. Тут редко кто лучше его округу нашу знал! Да-а-а…

— А чё ж тогда?

— Дак кто ж его знат… Мож сердце прихватило, мож ишшо чё… Пошел воды в котелок набрать, чайку сгоношить, наклонился и булькнул… и так выходит — быват!

«Вот интересно — в тот раз же, когда нашли ружье и вещмешок, ведь наверняка тоже проверяли болото кошками или баграми — почему тогда не нашли тело? Странно…»

— Деда! А мне-то чё теперь делать? Я ж вроде как… ну… тоже впутался в это.

— Дак ты-то тут при чём? Ты и вовсе ни при чем здесь! Хотя-я-я… бабы-то языки пополощут, тут уж дело верное! Да и хрен сымя, дурами долгогривыми! Ты, Юрка, иди полежи, а то опять глядишь кровь носом пойдет. Рано видать ты поднялся, ишшо лечится нужно!

Батя снова уехал в командировку. Он у меня работает мастером и бригадиром пуско-наладочной бригады.

РТС, в основной своей деятельности, ремонтировал трактора и комбайны. Этим занималась главная мастерская предприятия — ремонтом двигателей и агрегатов сельхозтехники. Кроме того, организация занималась перевозками грузов — автотранспорта тоже было много. Шоферов было как бы не больше остальных работников. Перевозили грузы, опять же — в основном в интересах колхозов и совхозов. Но были еще и токарка со слесаркой, инструменталка, цех по ремонту электродвигателей.

И вот — отдел по пуско-наладке механизмов на объектах сельхозпроизводителей, как бы их назвали в будущем. То есть, спустя какое-то время отдел, где работал батя, стал называться — станция механизации сельского хозяйства. Как сейчас он называется — я не знаю. В это время как раз начинается работа по модернизации ферм, зерно-токов, и еще каких-то объектов. К концу семидесятых и в восьмидесятые эти процессы происходили весьма бурно. А сейчас — только-только начала этого! И батя, как общепризнанный профессионал, мастер по всей пуско-наладке всех этих поилок, доилок и прочих транспортеров, был вполне себе уважаем и ценим руководством. К тому же к спиртному был практически равнодушен, что уже — редкость! Нет, так-то батя мог за столом, на гулянье выпил пару-тройку рюмок водки. Но — не больше!

Как говорил деда Гена маме: «Тебе, Светка, шибко повезло с мужиком! Такие как Иван, они вообще в наше время — как исчезающий вид, во! Черт! Не помню, как это одним словом-то сказать! А-а-а, правильно, Юрка! Вот — реликт, да! А ты, как и все Вы, долгогривые, этого не ценишь! Мужик должен быть обихожен, чист, сыт и чуть пьян! Тогда и тебе счастье будет!».

Дед Иван, кстати, тоже батю уважал! С зятем у них было полное взаимопонимание! Ну — почти! Вот — рыбалку зять не уважает! А как так может быть-то?! Ну, может еще чего — по мелочи.

Так вот — батя уехал в командировку. Насколько я знал, мужиков в свою бригаду он брал далеко не всех. Тут мало было быть умелым работником, спиртным не злоупотреблять. Нужно было еще и человеком быть порядочным, в батином понимании. Помню как-то поддатый дядя Саша Любицкий, отец моего дружка детства — тоже Сашки,