и его, как любое миролюбивое существо, можно было довести до того, что он начал бы крушить все вокруг. Своим тоненьким, похожим на детский голоском “лев” воспроизводил самые разнообразные звуки.

Внезапно “лев” повалил Марсуфа и прижал лапой к земле. И тут Марсуф опять услышал над собой свист, похожий на свист пуль и снаря­дов. “Лев” теперь повторил и этот звук.

Наконец “лев” снял лапу с Марсуфа, и тот, превозмогая боль, встал. Теперь своим тоненьким голоском “лев” издавал какие-то жалобные звуки.

Рассерженный и удивленный тем, что “лев” так с ним поступил, Марсуф побрел к базе. Уже отойдя от “льва” на некоторое расстояние, он услышал, как тот зовет его — во всяком случае, писк, который издал “лев”, был похож на его, Марсуфа, имя. Жалобно поскуливая, “лев” догнал Марсуфа и пошел с ним рядом.

— Уходи, малыш, — сказал успокоившийся уже Марсуф, — со мной тебе идти нельзя. Мои друзья очень сердятся, оттого что некоторые из них погибли, и могут убить тебя.

Но “лев” по-прежнему шел с ним рядом и жалобно попискивал.

— Если бы они видели тебя таким, каким вижу я… — прошептал Марсуф. — Но… они тебя таким не видят, поэтому вести тебя к ним — безумие. Да и времени нет. Скоро мы улетаем навсегда. И меня это очень огорчает, потому что твоя планета мне нравится. Как же нам быть?..

И именно это соображение — что планета будет потеряна, если не удастся разобраться в происходящем, — определило решение, которое принял Марсуф. Вместо того чтобы прогнать своего нового друга, Марсуф поманил его за собой. Стал напевать, насвистывать, хохотать как безумный, и “лев” все за ним повторял; и когда вдвоем, хохоча, они подошли к базе и вступили в свет прожекторов, охрана, увидев их, от изумления разинула рты. Потом — сигнал тревоги, громкие команды, звон оружия…

— Не стреляйте! — закричал Марсуф. — Это друг!

И тут “лев” опять мощным ударом лапы повалил его и этой же лапой прижал к грунту: послышался свист пуль. Это стреляли в “льва” люди, но “лев” стоял неподвижно и на пули не реагировал. Марсуфа душили слезы: ведь его товарищи у него на глазах разрушали дружбу со “львом”. Но закричать, чтобы остановить их, он был не в состоянии. Слышались звонкие щелчки — это ударялись о “льва” и отскакивали пули.

Наконец все затихло: люди больше не стреляли. Может, его друг убит? Глубокая печаль охватила Марсуфа. Но через несколько мгновений тоненький голосок “льва” послышался снова, только звучал он теперь еще жалобнее. А из лагеря послышались возгласы удивления и страха. Произошло невероятное: против странного животного оказались бессильными даже бронебойные пули, они отскакивали от “льва” как резиновые. Разумеется, для особых случаев, вроде этого, у землян было и другое оружие — например, атомный дезинтегратор…

Это оружие не должно быть пущено в ход! “Лев” снял с него лапу, и Марсуф, вскочив, гневно закричал:

— Ничего не делайте, дурни, пока я вам не объясню!.. Лорито, запрети им стрелять!

— Откуда у тебя этот… зверь? — растерянно спросил капитан.

— Сейчас объясню. Опустите оружие, мы хотим войти.

— Нет! Сам входи, а зверюгу оставь снаружи.

— Или мы входим оба, или я уйду вместе с ним.

— Ну ладно, входите оба, — помедлив, сказал капитан Марсуфу. — Но если эта тварь хотя бы кашлянет здесь, внутри…

Насвистывая песенку, уже знакомую его другу, Марсуф медленно двинулся к палаткам лагеря. Хотя его глаза не видели, он слышал, как разбегаются в стороны, пропуская его и “льва”, люди. Наконец Марсуф привел “льва” к палатке капитана, вошел в нее, и “лев” тоже попытался войти, но едва не свалил палатку. Поняв, что палатка его не вместит, “лев” улегся перед ней на живот, но из любопытства просунул внутрь свою огромную голову. Марсуф с трудом удержался от смеха, услышав, как от дыхания “льва” с походного стола взлетают бумаги; капитан Лорито и другие, кто был в палатке, забились в угол. Чувствуя, как они испуганы, Марсуф успокоил их:

— Эта, как ты, Лорито, ее называешь, тварь разумна, и у нее сердце ребенка.

— Зато размеры и броня — как у танка.

— Он в этом не виноват. Это результаты адаптации к среде обитания. Эти качества нужны ему для выживания, так же как на Земле змее нужен яд, черепахе — панцирь, птице — крылья, рыбе — жабры…

— Хватит, Марсуф, мы это знаем.

— Только с человеком, — продолжал Марсуф, — дело обстоит несколько иначе. У человека, при всей его кажущейся слабости, есть две руки и защищенный черепом мозг в полтора кило весом. То есть разум.

— Довольно азбучных истин! — огрызнулся капитан. — На этой планете погибли наши товарищи, и то, что у каждого из них было в голове полтора кило мозга, их не спасло.

— И за что только, Лорито, тебя назначили капитаном? Сообрази наконец: этот “лев” их убить не мог. Если он на тебя сядет, он сделает из тебя котлету, в этом не приходится сомневаться, но тех ран он причинить не мог.

— Ну, а что ты об этом думаешь? — пробурчал капитан.

— Очень просто. “Лев” адаптирован к неизвестным снарядам, от которых погибли люди. А вчера я сам подвергся такому же нападению, и мой друг спас меня тем, что повалил и прижал лапой к грунту. И уж он-то знает, кто убил наших товарищей. Между прочим, нападение таинственных существ очень похоже на обстрел, которому подвергли нас вы. Стреляли чем-то вроде пуль…

И в это мгновение “лев” что-то пропищал. Все в палатке онемели от изумления: пока еще никто, кроме Марсуфа, не знал, что “лев” разговаривает, да еще голоском мальчика из детского хора.

— Он подтверждает, что ни в чем не виноват, и говорит, что его зовут Флипси, — засмеявшись, сказал Марсуф; в писке “льва” ему и вправду послышалось что-то похожее на это имя.

— Продолжай, пока мы не свихнулись, — проворчал капитан, которому было вовсе не до смеха.

Одно предположение у Марсуфа было, он только не был уверен в его правильности.

— Нужно показать ему тела убитых, — сказал он.

— Это нетрудно. Пошли.

— Пошли, Флипси.

Похоже было, что “льву” это имя очень нравится: пока они шли к палатке, служившей складом, “лев” все время его повторял.

Из палатки вынесли замороженные тела. Флипси издал звук, похожий на плач, Марсуф