— У моего костра кто попало не сидит, — сказала девица так серьезно, словно и впрямь верховодила в стае лесных волков. — Что ж ты, Подранок, из Чернолесья ушел? Чем тебе твоя шайка нехороша стала?

— Нет шайки, — помрачнел гость. — Один я уцелел. А одному в лесу худо. Сбесишься, зверем станешь.

Смех вокруг прекратился.

— И в деревни стало не сунуться, — продолжал Подранок мрачно.

— Понятно, — кивнула девушка. — Мужики боятся банды, а одиночку повяжут не хуже, чем стража.

— Ну, меня-то мужичье не повяжет. Я хороший мечник.

Подранок сказал это без бахвальства — так просто, словно посоветовал подбросить хвороста в оставленный без присмотра костер.

— Вот как? — склонила девушка головку набок.

Была она какой-то невесомой, прозрачной, даже полушубок не скрывал ее хрупкости. Не походила она на девицу из разбойничьей ватаги.

Шутка подзатянулась и уже надоела гостю. Но сама девушка не собиралась прекращать потеху.

— Чем докажешь, что хороший мечник? — спросила она деловито. — С двоими враз управишься?

Не для насмешницы — для окруживших их разбойников Подранок ответил:

— Управлюсь и с троими.

В льдистых голубых глазах, устремленных ему в лицо, не было даже тени смеха.

— С троими? Что ж, попробуй. Но постарайся обойтись без трупов… Гипаш, Гвоздь, Хмурый — принесите-ка мечи. А остальные — раздайтесь пошире, дайте место бойцам.

Толпа отхлынула — и в этот миг изумленный Подранок понял, что никто и не думал над ним шутить…

* * *

Какое же это наслаждение — после поездки верхом по морозцу скинуть меховой плащ в хорошо натопленной трапезной, усесться за чистый, до желтизны выскобленный стол, вдохнуть восхитительный аромат жареного мяса, плывущий от кухни, и глотнуть подогретого вина.

— Да, Кринаш, не зря про тебя слух идет, что ты умеешь принимать гостей, — через трапезную улыбнулся Литисай седому широкоплечему хозяину.

— Да неужто я для своего бывшего командира не расстараюсь? — ответно ухмыльнулся тот.

Веселая застольная болтовня разом смолкла, спутники Литисая насторожили уши.

Улыбка исчезла с лица дарнигара. Он с недоумением вгляделся в хозяина постоялого двора. Резкие черты, шрам на лбу… знакомое лицо, определенно знакомое, но…

А хозяин подошел к столу и спокойно объяснил:

— Тогда-то я иначе прозывался: Шипастый из Отребья. Это позже я короля Нуртора из боя вынес, раненого… Он мне за это дозволил основать Семейство.

На дарнигара словно котел с кипятком перевернули. Шипастый из Отребья!

Да помнит он, Литисай, конечно же, помнит! Свой позор разве забудешь?

Вот сейчас Кринаш расскажет, как ему — уже десятнику тогда! — королевский советник денег дал: мол, племянника с его десятком посылают на первое боевое задание, так ты уж сходи с ним — вроде няньки, чтоб юнец глупостей не наделал…

И это при Румре, при наемниках, которые завтра по всему Шевистуру будут повторять каждое словечко!

Пока Литисай пытался сообразить, как ему выбраться из ловушки, негодяйка Румра приветливо подняла кружку в сторону Кринаша и громогласно вопросила:

— Так ты был наемником, хозяин? Да еще и служил под началом нашего дарнигара? Присядь к нам, хлебни винца да расскажи!

Хозяин охотно уселся за стол.

— Ясно-понятно, расскажу, чего ж не рассказать? Я, правда, недолго в десятке был, но на жаркое дело меня командир сводить успел…

Литисай уставился в свою кружку, понимая, что перебивать рассказчика уже поздно. И что потолок им всем на голову, увы, не обрушится.

— Велено было нашему десятку, — повествовал хозяин, — снять грайанский сторожевой разъезд. Не то чтобы сложное дело — десяток на десяток… да кто же знал, что на такую подлость напоремся!

Литисай глотнул вина, хотел вмешаться в рассказ, но промолчал.

— Ночь, луна за тучами, — со вкусом продолжал Кринаш. — Едем по тропе, тихо едем, даже птицу не вспугнем, разве что лошадь какая всхрапнет на ходу. И вдруг чуем: тянет в воздухе чем-то сладким, будто цветы ночные распустились или дама духи разлила. Все сильнее запах, все ближе — аж голова кругом идет. Ох, напаскудила нам Серая Старуха! Ясно-понятно: это ж Бродячие Кусты! Я как службу начинал, мальцом почти, такая же погань мой десяток врасплох застала, так из десятка я один выжил, на березе отсиделся. Поясом себя привязал, чтоб не свалиться…

«Ясно-понятно тебе, да? — с горьким отчаянием думал Литисай. — Это тебе сейчас ясно-понятно. А когда на березе сидел, а внизу эта мразь доедала твоих одурманенных товарищей… тогда ты очень умный был? А мне под Найлигримом семнадцать лет было! Семнадцать, понимаешь? О Подгорных Тварях я только в сказках слыхал!»

— Но чем бы там ни пахло, — продолжал Кринаш, — а приказ, ясно-понятно, есть приказ, и наемник его выполнить обязан. Вот только передового дозорного командир назад к отряду отозвал. Сомкнуться нам велел, подтянуться, не спать на ходу. Мечи приказал наготове держать.

— Правильно приказал, — негромко произнесла Румра.

Литисай вскинул глаза.

Румра и оба наемника глядели на него — без насмешки, с непривычным уважением.

«Ну да, — в смятении подумал молодой дарнигар, — Кринаш не врет, я и впрямь отдавал такие команды, но ведь это он мне посоветовал… он мне подсказал…»

— Вдруг слышу, — продолжал хозяин, — лошадь впереди ржет. Да не просто ржет, а криком заходится… ясно-понятно, погибает животинка…

Литисай расслабился. Человек, которого когда-то называли Шипастым из Отребья, не собирался высмеивать юнца, в семнадцать лет ставшего десятником.

— И вынесли нас лошадки к глубокой котловине. Края каменистые, мхом поросшие. А на дне — черная груда. Мы не сразу и поняли, что это такое. Ну, не угадать было в этом грайанский разъезд…

— А как вы вообще эту груду разглядели? — спросил наемник Стебель. — Говоришь — ночь, тьма…

— Это мы во тьме стояли, — печально сказал Кринаш. — А по тем бедолагам Бродячие Кусты ползали. Жрали. А когда эта мразь жрет, она светится. Не то чтоб очень ярко, вроде как гнилушки… А все-таки видно…

— Не перебивай человека! — строго сказала Стеблю Румра. И вновь бросила на Литисая взгляд, полный несомненного уважения.

Парень невольно приосанился. В конце концов, чего стыдиться? Он и впрямь стоял на краю той погибельной котловины — и не заорал от ужаса, не погнал коня куда глаза глядят… А что холодный пот по спине лился, так до того никому дела нет.

— А потом что? — поторопил рассказчика Вьягир.

— А потом мы чуть не уснули, — честно ответил Кринаш. — Мудрено ли устоять, коли дышишь той отравой? Видим, как эти твари уже к нам бредут: выкинут вперед корень, вонзят в землю, точно меч, а позади себя другой вытащат и вперед перебросят. Словно человек шагает… и светится…