Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как ты думаешь, у меня получится? Помнишь, как ты говорил, что я очень смешная? Ты же хохотал до слез, когда сидел со мной нянькой.
«До слез» — это очень точное определение. Саше было девять лет, когда родилась Маша. Третий класс, после школы сам разогревал себе еду, мыл посуду, делал «домашку». Катя, мама Маши, года два работала только на постоянных нянь. А потом все чаще стала просить Веру, маму Саши: «Умоляю. Пусть Сашок посидит с Машкой пару часов. Он такой разумный, спокойный, обязательный. Я вас как-то отблагодарю. Я теперь нянь зову только на короткое время. Иначе мы с голоду помирать станем. Посмотри на меня: я же в лохмотьях, не помню, когда себе тряпки покупала. А мне уже Машку надо прилично одевать, не хочу, чтобы она росла нищенкой».
Саша, конечно, шел. Он очень жалел это беспомощное и забавное существо, похожее на одуванчик. Да, Машка с раннего детства была очень смешной, как будто сознательно шутила. Он помнит, как смеялся над тем, что она лепетала, как ему нравился ее смех… И кормил, сажал на горшок, убирал, мыл, переодевал. Растягивалось это, конечно, далеко не на пару часов. И Саша смотрел в окно, видел двор, где бегали с мячом его ровесники, и жалел уже себя. Именно до слез.
— Неожиданно, — ответил он Маше на ее вопрос. — Ты, конечно, всегда была очень забавной. Да и сейчас, пожалуй, такая. Но одно дело — просто быть самой собой и совсем другое — работать комиком на публике, в прямом контакте. А что, за это платят?
— А то! Я видела сериал про американскую стендапершу. Ничего особенного, но она была миллиардерша! Это по реальным событиям. На шоу, на которое я хожу, не купить билеты. Расхватывают только так.
— Значит, работа. У меня очень смутное представление об этом роде заработка или искусства. Попадал на представления случайно, пару раз, не испытал восторга. И не смеялся до слез, мягко говоря. Возможно, не повезло.
— Конечно, не повезло. Тебе надо послушать Макара. Я прошлый раз просто икала от хохота. Народ выл. Пошли прямо сегодня, а? Ну пожалуйста. Там начало в девять вечера.
— Сегодня никак не получится. У меня наконец свой проект. Сижу допоздна. Позвони мне в субботу утром. Только, пожалуйста, не на рассвете, я знаю, как ты заражаешься сумасшедшими идеями.
Александр после архитектурного института работал в большой строительной фирме. Свой проект вынашивал едва ли не с первого курса. И теперь, когда ему дали такую возможность, больше ни о чем не мог думать. О разговоре с Машей забыл через несколько часов. В пятницу сидел за компом до рассвета. Когда добрался до подушки, блаженно подумал, что можно спать сколько влезет. Маша позвонила в восемь утра.
— Ну вот какого черта? — яростно спросил он. — Суббота, я только спать начал… Почему ты ничего не соображаешь?
— Ты забыл?! — потрясенно ответила вопросом Машка. — Не могу поверить, что ты забыл о таком важном деле. Ты же обещал.
— Я вспомнил. Стендап, Макар, девять вечера. Девять вечера, Мария!! Если ты уже начала шутить, то у тебя получилось. У меня сильное желание — оторвать одно твое ухо-лопух.
— Не злись. И вообще. Я прямо не знаю. Ты всю жизнь меня уговаривал, что у меня красиво торчат уши, когда меня дразнили и я плакала. А теперь оказывается…
— Ничего не оказывается. Извини. Я и сейчас думаю, что твои розовые уши торчат оригинально и эксклюзивно. Они подчеркивают твою индивидуальность. Стендаперше нужны такие. Тебя сразу заметят. Маш, ты не обиделась? Я — последний человек, который бы этого хотел. Можно, я еще посплю?
— Конечно, спи. Значит, идем. Я еще позвоню. И я не обиделась, я тебе верю.
Проваливаясь в глубокий сон, Александр все еще чувствовал раскаяние. Он очень хорошо помнил, как горько и безутешно плакала Маша в детстве, когда ее обижали. Его жалость к ней становилась почти невыносимой. И он ей рассказывал красивые сказки о девочке с большими розовыми ушами и о людях, которые протерли глаза и потрясенно замерли, поняв, что это и есть настоящая красота. Так уж получилось, что Александр с детства принял на себя ответственность за качество жизни ребенка соседки, девочки-одуванчика. От такого не отказываются. Прошло столько лет, а в жизни Машки по-прежнему так мало радости, удовольствий, денег и человеческого понимания. Отсюда, видимо, и стендап. Посмеяться над неудачами и лишениями всем хором.
Когда Александр поставил на стоянке машину и не спеша пошел ко входу в бар, он издалека увидел Машу среди довольно большого количества пестрой публики. Она выделялась, как яркая аппликация на тусклом фоне. Если бы эта девушка с белыми волосами, гладкой смугловатой кожей и на редкость пропорциональной фигурой была на самом деле картинкой на его столе, Александр взял бы пару цветных карандашей и сделал бы следующее. Мини-юбку — ровно на десять сантиметров ниже, и она перестает быть похожей на прохудившиеся трусы. В резко-алый цвет добавить коричневого, и юбка становится бордовой, глубокого и благородного оттенка. Ядовито-зеленый топик, весь в разрезах и на лямочках, просто закрасить черным. И мы получим вполне красивую девушку, которая затмевает даже собственный броский наряд. Девушку с необычным и ярким лицом ребенка и трепещущими вокруг него волосами-пухом.
— Хорошо выглядишь, — сказал Александр прямо в ее ухо. Маша его не заметила, потому что крутилась изо всех сил, пытаясь его высмотреть сразу везде.
— Ой, ты пришел! — воскликнула она. — А я уже… У меня прямо настроение упало, хоть садись на землю и плачь. Я сегодня не пошла бы без тебя.
— Маша, сейчас двадцать один час четыре минуты. С какой стати у тебя настроение упало? Ты сколько меня ждешь?
— Я пришла без пяти восемь. — Машка утопила Александра в таком благодарном голубом взгляде, как будто он ей жизнь спас, не менее того.
В небольшом вестибюле Александр купил два кустарно сделанных билета у паренька, который постоянно шмыгал носом. «Хотелось бы думать, что тут не нюхают кокс. Точнее, что Машке его не дают», — подумал он.
Устроились за столиком рядом с помостом, на котором должно быть представление. Александр заказал две большие кружки пива и мороженое по выбору Маши. Она захотела три эскимо — только