Он словно не целовал меня, а пил. Хотел вобрать мою душу, мою кровь. Поцелуй без всякой нежности оказался очень болезненным, но странное дело… Я не понимала, что происходит с моей душой, с моим телом. Боль в губах открывала мириады каких-то странных, не испытанных прежде ощущений, и эти ощущения силой своей неизведанности сводили меня с ума. Я черпала какое-то странное, постоянно усиливающееся наслаждение в этой боли, и мне хотелось только одного: чтобы боль эта не кончалась никогда.

Его поцелуй превзошел самые смелые мои мечты, и самые потаенные ожидания. Никто меня так еще не целовал.

Когда Сафин наконец-то оторвался от моих губ, я испугалась его глаз: зрачки были невероятно расширены, в них застыло какое-то бешеное выражение, а сами глаза были похожи на черные воды озера, поглощенного мощной бурей. В этих глазах вздымались километровые волны природных катаклизмов, поглощающих не только его, но и меня.

Дыша тяжело, прерывисто, Сафин резко толкнул меня на диван, затем сорвал с себя пиджак и рубашку — от ярости его жеста рубашка порвалась. Я слышала, как отлетели пуговицы, как покатились по темному старинному паркету, но это меня не испугало.

Как завороженная, я смотрела на его обнаженную и бешено вздымающуюся грудь, поросшую редкими жесткими черными волосками. Медальона на его груди не было. Странно, что, несмотря на все напряжение этого момента, я смогла заметить такую мелочь. Этот человек завораживал меня, но я еще не полностью потеряла над собой контроль. Отсутствие медальона показалось мне почему-то важным. Наверное, я думала об этом. А почему думала, не могла объяснить и сама.

Резким рывком он раздвинул мои ноги, затем опустился между ними. Руки его были настолько жесткими, что причинили мне боль. Я попыталась высвободиться, но не тут-то было — он сжал меня с такой силой, что я невольно вскрикнула. Резким движением он задрал мою юбку и руками схватил мои ягодицы, сжав их так сильно, что я вскрикнула во второй раз. Ощущение было довольно болезненным. Конечно, мы оба находились в порыве страсти, но я не понимала, зачем нужно хватать меня с такой яростью, так жестко и больно. Или он намеренно хотел причинить мне боль?

Он вдруг резко отодвинул мои руки, буквально отбросил в стороны. Лицо его исказила гримаса мучительной боли, и он начал отодвигаться от меня, отстраняясь все дальше и дальше. Лицо его все сильнее изменяла боль. Я застыла, не понимая, что происходит. Несмотря на волны сексуального экстаза, затуманившие мой мозг, я все-таки четко все запомнила и разглядела.

Он резко поднялся, поднес руки к лицу, словно пытаясь утихомирить зубную боль, как бы стараясь вогнать внутрь себя мучительный яростный стон, потрясающий все его существо. Но как он ни пытался, стон этот все-таки вырвался наружу.

— Нет… Я не могу… Только не так. Только не ты. Нет. Я не могу… НЕТ!

Схватив с пола рубашку и пиджак, Сафин резко выбежал из комнаты. Где-то в глубине с грохотом захлопнулась дверь. Я поняла, что он выбежал, вырвался из квартиры.

Боль, ярость, разочарование, отчаяние, гнев — все это буквально подбросило меня с дивана. Я вскочила на ноги, хотела было броситься к двери, за ним, но ноги отказывались меня слушаться. Рухнув возле дивана на пол, я на несколько минут потеряла сознание.

Придя в себя от холода, я поняла, что он ушел, и я одна в этой громадной комнате.

Черная волна отчаяния накрыла меня с головой, и я зарыдала, в припадке гнева пытаясь колотить кулаками по полу. Как ни странно, но эта бурная вспышка истерики помогла мне окончательно взять себя в руки. Я поднялась с пола, села на диван, прекратила рыдать и попыталась хоть чуточку проанализировать ситуацию, насколько это было возможно.

Что произошло? Почему он не довел дело до конца? Почему он сбежал в самый разгар, перед сексом? Я ему не понравилась? Глупости. К тому же он страшно хотел меня. И он не импотент — я видела это. Тогда что произошло? Чего он испугался?

Я не понимала его поведения, чем-то похожего на нелепую женскую истерику. Мужчины так себя не ведут. К тому же неудовлетворенное желание мужчины переносят гораздо хуже и болезненней, чем женщины. Почему он отказался от секса со мной в самый последний момент? Что его так гнетет?

Я терялась во всем этом, путалась, как в лабиринте, чувствовала, что схожу с ума. Вдобавок ко всему мне стало страшно. Вдруг стало страшно до жути находиться в этой комнате, из которой он только что ушел. Отыскав дверь в коридор, я вошла в более безопасное помещение.

Я спряталась в одной из гостевых комнат с кроватями, надеясь переждать ночь здесь. Все равно я не знала, как выйти из этих жутких апартаментов (для меня все это не было даже квартирой), куда идти, и что делать. Мои часы показывали без двадцати четыре утра. В такое время не выходят на улицу, тем более, в чужом городе.

Я решила переждать ночь, надеясь, что утром что-то произойдет. Должен же здесь кто-то появиться? Может, даже вернется он. Но я не особо на это надеялась.

Свернувшись калачиком на кровати и чувствуя страшную усталость и разбитость во всем теле, мне было мучительно больно. Но странное дело! Боль моя была совсем не от оскорбления, которое мне нанесли. В глубине души я прекрасно понимала и чувствовала, что это не было оскорблением, скорее — напротив. Скорее всего, это было глубоким и серьезным признанием в любви.

Разбудила меня пожилая женщина — домработница Вирга Сафина и уборщица по совместительству. Она совершенно не удивилась, найдя меня в комнате. А в ответ на мой вопрос, пояснила, что уже привыкла находить в гостевых комнатах по утрам различных девиц. Тут каждое утро другая девица ночует, сколько их здесь побывало, уже и не упомнить! Пояснив мне это в подробностях, она поинтересовалась, есть ли у меня деньги на метро. Ответить я не успела.

Появился водитель Николай, который, не произнеся ни слова, посадил меня в машину и отвез на квартиру. В квартире на столе я увидела белый конверт, открыла его — в нем были десять тысяч гривень, и не было никакой записки.

Я взяла деньги, хотела было заплакать, но передумала. Проверила мобильник — никто не звонил.

В квартире было тепло и тихо. Сбросив с себя все, пошла в ванную. Следующий раз я увидела Вирга Сафина только через пять дней.

* * *

С подноса, который нес официант, я взяла бокал с шампанским. Слава Богу, эта утомительная ночь позади! Я устала и соображаю на удивление плохо. Но глаза, как заведенные, продолжали следить за Сафиным.

Людей было слишком много, они заслоняли его от меня. Время от времени в этой огромной тусовочной толпе мелькала его спина в модном черном пиджаке со вставками из натуральной кожи. Пиджак — это дорогой модный тренд, и все вокруг — модный тренд. Но только не я.

Платье было узким. В этот раз он не угадал с размером. Конечно, оно страшно дорогое и модное, в нем можно показаться этим тусовочным шлюхам, но оно мне не нравилось, а потому не сидело на мне. Не нравились прозрачные, полуголые плечи, полускрытые тонким гипюром, не нравились черно-красные вставки на бордовом фоне, не нравился модный пышный хвост. Я чувствовала себя пугалом. К счастью, это никто не замечал. Время от времени я ловила на себе его взгляд. Глаза его вспыхивали нежностью, как у прирученного котенка, и этот тонкий, едва различимый огонек, способен был сжечь меня дотла.