Джоанна хотела было сказать, что не сможет есть, потом передумала. Как это ни глупо, но Димитри единственное звено, связывающее ее со знакомым миром в незнакомой стране, и она страшилась момента, когда он ее покинет. Девушка не верила, что сумеет справиться со всем одна.

Позже, сидя в маленьком ресторанчике за столиком у окна с видом на гавань, Джоанна обнаружила, что с удовольствием управляется с омаром и салатом. За едой они пили белое греческое вино, которое порекомендовал Франциско, шеф-повар ресторанчика, и наблюдали, как постепенно оживал порт после окончания сиесты. Джоанна притихла: она поняла, что лихорадочные сборы и путешествие временно лишили ее обычной уверенности в собственных силах. Она еще никогда не бывала за границей, и созерцание нового, незнакомого мира, естественно, ее волновало.

Ее мысли вернулись в Англию. Она вспомнила тетю Эмму, и ее так неожиданно и резко переменившееся отношение к поездке Джоанны. Из всех родных и друзей именно от нее Джоанна ожидала наибольшего сопротивления, но по какой-то причине та совсем не возражала, услышав о планах племянницы. Единственное объяснение этому Джоанна нашла в том, что, видимо, Димитри очаровал ее. Но в действительности он покорил тетку тем, что сумел с легкостью помочь Джоанне преодолеть самое трудное препятствие. Она вздохнула, размышляя, как повлияет на миссис Лорример такая перемена в тетке. Возможно, это испортит их дружбу, а может быть, и облегчит положение Джоанны ко времени ее возвращения.

Она искоса взглянула на Димитри и задумалась, сколько ему могло быть лет. Где-то между тридцатью и сорока, но почему-то ей казалось, что ближе к последнему. Может, потому, что он казался таким опытным, или из-за его самоуверенности, Джоанна не могла понять, почему именно она так решила, — но он явно выглядел человеком светским. Он и внешне был привлекателен: волосы, не такие длинные, как у Джимми, но очень густые, слегка завивались и сзади касались воротника рубашки; бачки, ярче выраженные, чем у Джимми, низко спускались и еще более подчеркивали смуглую кожу. Он вовсе не напоминал тех ученых, которых Джоанне приходилось встречать раньше. Но его лицо было выразительным и умным, особенно когда его не портила циничная усмешка. Первое впечатление о нем начинало сглаживаться и меняться к лучшему, ей даже стало немного жаль, что он не работает на ее отца или, по крайней мере, не живет на острове.

— Что вы будете делать… после моего отъезда? — нерешительно поинтересовалась Джоанна.

Он допил вино и продолжал задумчиво смотреть на бело-голубое пространство гавани. Следуя за его взглядом, Джоанна поняла, почему некоторые люди могли сидеть и часами не отрывать глаз от морского простора. Было в этом пейзаже нечто вечное, дарящее созерцателю чувство мира и покоя. Старики, сидящие на камнях вокруг гавани, курили трубки и рассуждали на самую популярную тему в Греции — о политике. И у всех было такое же выражение лица, как сейчас у Димитри Кастро.

Он с усилием перевел взгляд на вспыхнувшее лицо Джоанны и мысленно отметил, что солнце уже тронуло загаром кремовую кожу и придало ей золотистый оттенок.

— После вашего отъезда? — лениво повторил он. — Вероятно, отправлюсь в свою квартиру и приму душ!

— Вы живете в Афинах? — спросила Джоанна, опустив глаза.

— Мне удобно добираться до лаборатории с этой квартиры, — он небрежно пожал плечами. — Но у меня есть еще вилла на Дионисиусе.

— Да? — не удержавшись, радостно воскликнула Джоанна, и глаза ее заблестели от удовольствия. — Как замечательно!

Он внимательно смотрел в ее оживленное лицо и, когда она подняла глаза, тихо произнес:

— Скажите мне, мисс Николас, какое значение для вас имеет то, где я живу?

Казалось, теперь у Джоанны запылало все тело.

— Ну, я думаю… это и так понятно… — неловко начала она, но он прервал ее.

— Нет, это вовсе не так понятно! — хрипловато отпарировал он, не сводя с нее глаз. — Я буду с вами честен, мисс Николас. Вы красивая женщина, и при других обстоятельствах я мог бы подумать о других отношениях с вами, но никогда еще я не пытался соблазнить женщину, которая принадлежит другому!

От этих его слов едва обретенное спокойствие Джоанны моментально испарилось, и вместо него ею овладело чувство беспредельного возмущения.

— Что именно вы хотите этим сказать?.. — горячо воскликнула она.

Он откинулся на спинку кресла, с насмешкой наблюдая за ней.

— А вы как думаете? — ядовито осведомился он. — По-моему, я выразился достаточно ясно!

— Вы обольщаетесь, мистер Кастро, на свой счет, — отрезала Джоанна, изо всех сил стараясь говорить уверенно.

— В самом деле так думаете? — пожал он плечами.

— Ну… может быть. В любом случае мои слова не должны вас сердить. В конце концов, я сделал вам комплимент!

— Каким образом? — Джоанна поднялась на ноги. — Сделав предположение, что находите меня привлекательной?

Он лениво ответил:

— А почему бы и нет?

Джоанна обнаружила, что ей трудно говорить.

— Думаю… вы… вы самый самоуверенный человек, какого я имела несчастье встретить! — выдохнула она.

Он пожал плечами.

— Вы имеете право на собственное мнение, — по-прежнему спокойно заявил он, выводя Джоанну из себя. — Однако же могу сказать еще одно…

— Я не хочу слушать! — Джоанна закрыла уши ладонями.

Он недовольно поднялся и силой разжал ее руки, задержав их в своих, когда она попыталась освободиться.

— Я скажу одно, — повторил он, цинично разглядывая ее рассерженное лицо, — если вы приехали в Грецию с намерением повеселиться перед свадьбой, будьте осторожны! Греки — не англичане и не терпят кокеток, которые пытаются водить их за нос!

Джоанна вырвалась. Высоко подняв голову, она проговорила:

— Очевидно, у вас сложилось обо мне неверное мнение, мистер Кастро, — она прикусила губу. — Я люблю и уважаю своего жениха.

Димитри пожал плечами и потянулся за своим пиджаком.

— Ну что ж, мисс Николас, мне совершенно неважно, чем вы занимаетесь. — Он подхватил пиджак согнутым пальцем за вешалку и перекинул его через плечо, а потом снова внимательно посмотрел на нее. Щеки у нее горели, волосы серебристой волной опустились на плечи, она нисколько не была похожа на ту холодную молодую женщину, которую он повстречал у могилы ее матери. Он осторожно провел пальцем по ее обнаженной руке от плеча до кисти, и когда она, возмущенная, отшатнулась, улыбнулся.

— Жаль что у меня нет времени убедиться, что вы сами верите в то, что сказали, — вдруг хрипло проговорил он.

Его слова привели Джоанну в ужас и взволновали одновременно. Здесь, в этой чужой земле, под ослепительными лучами жаркого солнца, он вдруг снова стал незнакомцем, и более того, незнакомцем, презрительно относящимся к ней. Проглотив комок, вставший в горле, она сказала: