Я толкнул её и вошёл внутрь.

Боже, знали бы вы, какое счастье пережить эти первые мгновения перед работой!

Мне не передать словами то ощущение полноты жизни, полёта, абсолютного блаженства, которое я испытываю каждый раз, вторгаясь в частную жизнь моих клиентов. Кажется, что кровь быстрее обычного разбегается по жилам, все чувства обостряются до предела, а в пальцах начинается приятное, стремительно нарастающее жжение и покалывание. Господи, пишу эти строки и понимаю, что выгляжу как патологический маньяк. Однако врать не стану: я и в тот раз чувствовал необыкновенный подъём энергии, предвкушение нового приключения, при этом у меня не было ощущения опасности — почему-то я как будто знал, что нахожусь там, где мне положено быть, и делаю то, что нужно сделать.

Понятное дело, вы в два счёта можете разделать под орех меня с моими чувствами — и ежу ясно, что я находился там, где законом Соединённых Штатов мне было запрещено находиться, — без спроса на чужой территории, — которую я к тому же собирался ограбить, что, между прочим, тоже запрещено законами нашей страны. Знаю всё это, но ничего не могу поделать. Я чувствовал себя на вершине мира!

На самой вершине, чёрт меня подери!

Пару минут я постоял в прихожей, прислушиваясь к биению сердца, поигрывая мускулами и наслаждаясь нарастающим уровнем адреналина в крови. В квартире было темно, но вскоре глаза мои привыкли к темноте. Первое, что я сделал, — повернулся к двери и запер все три замка. А затем пошёл на экскурсию по комнатам.

Комнат было три. Из прихожей дверь вела в среднюю из них, комбинированную кухню-столовую. Налево открывалась дверь в достаточно просторную гостиную, выходящую окнами на 36-ю улицу. С другой стороны кухни располагалась спальня, почти такая же большая, как гостиная, — её окна выходили через внутренний дворик на 35-ю. Каждую из комнат можно было бы легко переоборудовать в отдельную студию, такие они были огромные, видать, этот Крили (или эта) даже по нью-йоркским меркам был вполне хорошо устроен. (Конечно, не будем забывать, что в каком-нибудь занюханном штате Иллинойс любая необразованная негритянка, живущая на пособие по безработице, имеет примерно столько же квадратных метров, да ещё и бесплатную лужайку в придачу.) Но, ребята, Нью-Йорк — это ведь совсем другое дело!

В спальне на окнах были установлены светонепроницаемые жалюзи: я с удовольствием опустил их, затем задёрнул занавеси. Интересно, для чего Крили понадобилась такая светомаскировка? Может, он работает по ночам, а днём отсыпается? Если так, у меня в запасе куча времени, мне гарантирована целая ночь.

Я включил ночник около кровати и осмотрелся. Огромная кровать — двух-, а то и трехспальная, из датского тика — была застелена, подушки взбиты. Значит, Крили — женщина, или, по крайней мере, живёт с женщиной. Какой мужик будет каждый день стелить постель? Нет, отставной вояка, наверное, всё же застилает свою суровую койку каждое утро, но здесь, похоже, не тот случай. Взгляд, брошенный мной на трюмо красного дерева, заставленное баночками и скляночками с кремами, пудрами, лосьонами и тому подобной ерундой, подтвердил мои умозаключения. Да, Крили — дама, и к тому же не мужланка какая-нибудь, в шкафу у неё было полно платьев на выход, деловых костюмов и изящных спортивных вещей.

Выйдя из спальни, я прикрыл дверь так, чтобы только узкая полоска света освещала мне дорогу, и через кухню прошёл в гостиную, где было посветлее от светивших в окно уличных фонарей. Здесь на окнах висели тяжёлые бархатные занавеси неопределённого цвета, которые, похоже, не снимали со времён вьетнамской войны. Стараясь не чихнуть, я плотно задёрнул их, включил торшер и попытался почувствовать себя как дома.

Иногда мне кажется, что в моей работе этот момент самый приятный: ты уже попал на чужую территорию, но ещё не приступил к работе и на несколько мгновений можешь позволить себе расслабиться. Ты въезжаешь, вползаешь в чужую жизнь так же легко и непринуждённо, как проскользнул в чужую дверь. Я растянулся на диване, потом посидел в креслах, прошёлся вдоль книжных полок (они пестрели книгами в мягких обложках, модные авторы, не самая поганая жёлтая бурда). Это говорило о том, что Крили — дама современных взглядов и следит за новинками литературы, однако принципиально не покупает дорогих книг, таким образом претенциозно заявляя миру об отсутствии у неё претензий. Интересно. Я двинулся на кухню, открыл холодильник. Яйца, бекон, несколько видов колбасы, разнообразный ассортимент дорогих сыров. Молока не нашёл, зато были жирные сливки. Ни пива, ни хлеба, ни печенья. Что это значит? То, что, скорее всего, она придерживается какой-нибудь новомодной диеты, например, кушает одни белки по доктору Аткинсу (кстати, я видел его бессмертный труд на книжной полке).

И похоже, её усилия достигают желанных результатов, судя по размеру одежды в её шкафу. Видимо, похудела она уже давно — даже если раньше была толстушкой, успела избавиться от уличающих её огромных юбок.

Мисс Крили звали Барбара — это я узнал, прочитав какой-то чек из толстой пачки, лежавшей на столе; быстренько просмотрев другие счета, я убедился — да, Барбара, всё верно. Чековой книжки нигде не было видно — скорее всего, Барбара Крили носила её с собой в сумочке. Она жила одна и чаще всего спала тоже одна, хотя, совершенно очевидно, в душе лелеяла Большие Надежды.

Как я это узнал? Ну, заглянул в шкаф для начала — если бы у неё был постоянный бойфренд, я так или иначе обнаружил бы следы его присутствия, однако таковых не нашёл. Кровать Барбара покупала явно в расчёте на совместное использование, если не постоянно, то хотя бы время от времени, но небольшая вмятина, продавленная её телом в матрасе, поведала мне, что чаще всего Барбара спит одна и всегда на правой стороне кровати.

Ну и что тут такого? Да, я проверил матрас. Откинул покрывало и внимательно пощупал с обеих сторон. Вовсе не из похотливых соображений, будьте уверены, а просто из неуёмного любопытства. Знаю, вы скажете, что это точно так же постыдно — ведь я копался в её белье, совал свои защищённые перчатками руки к ней под одеяло. Конечно, закончив осмотр, я застелил постель, но факт остаётся фактом, правильно?

Несколько лет назад одна приятельница Кэролайн рассказала нам, что она чувствовала, когда ограбили её квартиру. Вор, кстати, не так уж много и взял — у неё много и не было, ха-ха-ха, — но не это возмутило и расстроило приятельницу Кэролайн больше всего. «Понимаете, он вошёл ко мне в спальню, — говорила она, содрогаясь от омерзения, — он перетрогал все мои вещи! Мне хотелось сжечь всю одежду, всё бельё и вызвать службу по борьбе с тараканами. Я даже готова была вообще поменять квартиру, перебраться куда угодно, хоть в Небраску, а вы прекрасно знаете, что я думаю о Небраске. Матерь Божия, такое чувство, что меня изнасиловали!»

И я её прекрасно понимаю. Когда мою собственную квартиру обнесли — кстати, совершенно непрофессионально, — я чуть не рехнулся от гнева. Проклятый гад, например, вывалил из шкафа на пол все мои книги — вообще устроил полный свинарник в комнатах. Я тогда в первый раз в жизни понял, что чувствуют ограбленные мной клиенты после моих посещений. Я вяло пытался оправдаться тем, что сам никогда не устраиваю такого беспорядка, не бью посуду, ничего не пачкаю, однако понимал, какой это слабый аргумент. По большому счёту я для моих жертв был точно таким же насильником.