По большому счету, именно отъезд в Испанию определил на многие годы, а лучше сказать навсегда, судьбу Иосифа Григулевича.

Рейс Буэнос-Айрес — Антверпен. Грузовое судно «Эллада» натужно преодолевает встречные волны Атлантики. Бесконечная кухонная «страда» до того изматывала Иосифа, что вечерами он валился в кровать и моментально засыпал. Кое-что на «торгаше» было греческим — капитан, повар и флаг на корме, но экипаж состоял из русских «белых» эмигрантов, которые скрывали свою национальность. Русским изгнанникам запрещалось работать на морских судах европейской приписки: судовладельцы опасались «красного проникновения».

Иосиф Григулевич быстро освоил секреты приготовления любимых блюд капитана, научился правильно произносить их названия (вот где пригодилось классическое гимназическое образование). Конечно, личные вкусы капитана определяли выбор меню. В этот раз под строгим надзором повара Григулевич приготовил первое-второе-третье из излюбленного репертуара капитана, и тот, откушав, с некоторым изумлением похвалил повара:

«Ты, Макрис, сегодня превзошел сам себя! Так едят только на Олимпе!»

Больше к стратегической задаче ублажения капитанского желудка Григулевич не допускался. Повар не сомневался, что Иосиф задумал его «подсидеть» на сытном месте…

* * *

Путь от Антверпена до Мадрида Иосиф проделал за десять дней. Вначале в Париж на экспрессе, оттуда — после инструкций товарищей из Центра по переброске добровольцев — поездом до Тулузы, затем — самолетом до Барселоны. «Трудно описать ту радость, которую я испытал, ступив на испанскую землю», — напишет через много лет Григулевич. Случилось это в первые дни октября 1936 года.

Для 23-летнего Иосифа приезд в Испанию был логическим продолжением его партийной работы. Ему не надо было тщательно обдумывать и взвешивать все «за» и «против» подобного шага, это был искренний порыв, единственно возможное действие. Быть на переднем крае борьбы! Расчетливость постыдна! Только крысы прячутся в тыловых норах! Он рвался на фронт, под свинцовый огонь врага. Однако в Мадриде, поразившем Иосифа суровым величием осажденной крепости, его ожидал совершенно иной поворот событий…

Автомашина, на которой он добирался до испанской столицы из Валенсии, преодолела очередную баррикаду из мешков с песком и затормозила у многоэтажного здания. В нем временно размещалась редакция газеты компартии «Мундо обреро». «По счастливой случайности, — вспоминал Григулевич, — в редакции оказался Хосе Диас — генеральный секретарь КПИ, — о знакомстве с которым я мечтал со дня отъезда из Буэнос-Айреса. Диаса любовно называли “Пепе”, уменьшительное от Хосе… Он принял меня в одном из кабинетов редакции. Я передал ему письмо от компартии Аргентины, а также мой мандат мопровского работника. Он сразу же позвонил по телефону и попросил кого-то из товарищей зайти к нему. Я был несказанно удивлен, когда минут через двадцать в комнату вошел Викторио Кодовилья, который с первых дней войны находился в Испании».

Кодовилья с одобрением посмотрел на Иосифа:

«Просишься на фронт? Рядовым? Похвально. Но в Мадриде тоже фронт!»

Как вспоминал потом Григулевич, знание языков предрешило его судьбу: «К этому времени я, помимо литовского, говорил свободно на испанском, французском, немецком, польском. А по-русски у нас общались в семье, русский всегда был для меня главным языком».

«К нам приехали советские военные специалисты, — продолжил Кодовилья. — Полным ходом создаются Интернациональные бригады. Позарез нужны люди, знающие языки, в особенности русский. Мы тебя направим в распоряжение командования 5-го полка. Только, компаньеро, советую тебе сменить фамилию. Григулявичус — это слишком заковыристо для испанского уха».

Иосиф предложил фамилию Окампо, вспомнив известную аргентинскую писательницу, книгами которой зачитывались его подружки в Буэнос-Айресе. Так он стал «Хосе Окампо».

Григулевич-«Окампо» быстро разобрался во внутриполитической ситуации в стране. Народный фронт был весьма неоднородным организмом. В него входили коммунистическая, социалистическая, различных оттенков республиканские (буржуазные) партии, а также группировки из Каталонии, Страны Басков и анархисты во всем их шумно-крикливом разнообразии. Директивные посты в правительстве занимали республиканцы, социалисты и анархисты. Они соперничали и прежде всего пытались поставить под свой контроль армию, продвинуть своих людей на командные должности, вытесняя коммунистов. Те же старались перехватить инициативу, направить революционные процессы в стране по единственно правильному руслу, то есть в рамках программы, намеченной Коминтерном…

* * *

Существуют различные версии участия Григулевича в испанской эпопее. Сам он не раз рассказывал о том, как для «обкатки» его направили в распоряжение политкомиссара 5-го полка майора Карлоса Контрераса. В то время полк напоминал небольшую армию — 20 тысяч бойцов! — и являлся основной ударной силой в окрестностях Мадрида. «Хосе Окампо» стал «адъютантом по международным поручениям» у Контрераса. На самом деле комиссара звали Витторио Видали, он был итальянцем, кадровым сотрудником Коминтерна, человеком с завидным опытом антифашистской борьбы. В списках ОВРА — тайной полиции Муссолини — он значился в первой десятке лиц, подлежащих розыску и ликвидации. Спасаясь от убийц, Видали некоторое время скрывался в Мексике, представляя Коминтерн в мексиканской компартии. Потом был на руководящей работе в Исполкоме Межрабпрома в Москве. В 1932 году советская военная разведка планировала направить его вместе с женой Тиной Модотти для работы в Китай в составе группы Рихарда Зорге, но, по настоянию Елены Стасовой, нарком обороны Ворошилов отменил эту командировку: Коминтерн тоже нуждался в проверенных кадрах.

«Адъютантский» хлеб Иосифа оказался нелегким. С Карлосом Контрерасом стремились встретиться члены всех делегаций и все журналисты, приезжавшие в Испанию. Он был своего рода символом героической обороны Мадрида. «Хосе Окампо» приходилось встречать гостей, отвечать за их размещение, а то и сопровождать на передовую, если кому-то для полноты впечатлений хотелось услышать свист пуль и разрывы артиллерийских снарядов. Иосиф выполнял и личные поручения Контрераса. Например, отвозил небольшие пакеты-передачи с кусковым сахаром или шоколадом Тине Модотти, работавшей сестрой милосердия в госпитале для тяжелораненых. О ее талантливых фотографиях с восторгом отзывались такие мастера кисти, как Диего Ривера и Давид Альфаро Сикейрос, но Тина решительно забросила свое искусство, жертвуя им ради победы республики.

Все, кто встречался с «Окампо» в то время, вспоминают его как улыбчивого молодого парня, невысокого, склонного к полноте, в непременном интербригадовском берете. Одно время Иосиф пытался носить «моно» — синий пролетарский комбинезон на молнии, которыми из-за нехватки военного обмундирования экипировали добровольцев. Но Контрерас воспротивился. «Если работаешь адъютантом, — сказал он, — не забывай о своем внешнем виде. Адъютант и под обстрелом не должен терять внешнего шика». Весь шик Иосифа выражался в поношенном, но чистом костюме, аккуратно завязанном галстуке и потерявших прежний лоск туфлях, приобретенных некогда в Буэнос-Айресе.