Он только-только почувствовал себя живым. Человеком, а не ходячей функцией. Нельзя позволить Танатосу забрать это ощущение, отдать Эстер в лапы чудовищу. Страшно представить, как относился к ней муж, раз даже смерть показалась спасительным выходом. Молох не знал Кайрама лично, но слышал, как демоны обращаются с избранницами. Как с бесправной собственностью.

— В любом случае, такие решения принимаются коллегиально, — он должен был это сказать, хотя понимал — они оба это понимали: Совет проголосует так, как будет угодно Танатосу.

Взгляды скрестились. Сколько продолжалась эта невербальная битва, определить было сложно, но в конце Молох почувствовал себя совершенно измотанным. Взгляд он отвёл первым. 

Удовлетворённый, Танатос нажал на кнопку рабочего телефона, стоявшего на столе.

— Совещание завтра в пять, — сказал, когда секретарь поднял трубку. — Оповестите Совет.

Впервые Альма увидела его из окна общей спальни на втором этаже. Подошла полюбоваться на Ибельхеймские холмы, окутанные голубоватой дымкой тумана. В другом конце комнаты хищницы заняли две смежные кровати и  увлечённо играли в «спрячься или убей». За спиной слышались голоса, иногда раздавался победный клич, но чаще — звонкий шлепок пощёчины. 

Суть игры заключалась в том, чтобы надавать собеседнице как можно больше оплеух, отвлекая беседой, — развлечение популярное настолько, что коридоры приюта наводняли девочки с лицами красными от ударов. 

Щёки Бриттани, тихо скулящей в углу, горели, словно лепестки мифической Ка: её в игру не включили — отхлестали просто, без повода. Сегодня её плач раздражал.

«Да подойди ты к ним, — хотелось закричать Альме, — и стукни в ответ как следует! Дерись, таскай за волосы. Получишь тумаков, зато в следующий раз они выберут другую жертву».

Временами Альма понимала хищниц, обозлённых жизнью в приюте и желающих выпустить пар. Порой понимала даже тех, кто избавлялся от напряжения, подставляя щёки. Она стояла у окна, всё крепче сжимая в кулаках край передника, и мечтала превратиться в туман над Ибельхейскими холмами. Или вон в ту птицу, что скользнула по небу и скрылась из видимости.  

Своё жёсткое саржевое платье, натирающее запястья и шею, Альма ненавидела всей душой, но сильнее — постоянное чувство голода, утолить которое не могли ни миска пересоленной каши, ни постная, жиденькая похлёбка с крупами. 

Железные койки, стоявшие рядами вдоль стен и скрипевшие при малейшем движении, были особенным видом пытки. Девочки быстро привыкали спать в одной позе, не шевелясь: стоило повернуться на другой бок — и сетчатое основание, на котором лежал матрас, гремело на всю комнату.  

А холод, ползущий изо всех щелей? А одеяла, прохудившиеся от старости? Сиротки выпрашивали на кухне пустые бутылки, наполняли горячей водой из крана и брали с собой в кровати, чтобы согреться. 

Альма вздохнула. За спиной одну из хищниц пощёчиной едва не скинули на пол, и остальные захохотали. Альма опустила взгляд и внизу под окном увидела его. На гравийной дорожке стоял мужчина. Бледная кожа, тёмные волосы, чёрный плащ. Когда Альма представляла себе демонов, обитающих в голубых горах, то в её воображении они выглядели так. 

Уруб. Кто ещё мог обладать столь инфернальной и… притягательной внешностью?

Сердце заколотилось. Незнакомец смотрел прямо в её глаза, и в какой-то момент его собственные блеснули колдовским пламенем. Вздрогнув, девочка отпрянула от окна и прижалась к стене.

Это Уруб! Уруб! Демон!

Сколько она слышала баек о кровожадных чудовищах, раз в столетие спускающихся с туманных холмов и ищущих себе жён среди молодых девиц городка. Говорили, будто урубы питаются женскими душами. Превращают избранниц в пустые сосуды без памяти и разумных мыслей.

Старшие девочки любили, сидя вечерами в кругу товарок, смаковать пикантные подробности таких историй. О том, как демоны неутомимы в постели и годами не выпускают супруг из страстных объятий.  

Вырваться из приюта мечтали все, но за пределами ненавистных стен ждал суровый, неприветливый мир, и удачное замужество выглядело спасением. Вот только покровители, что брали несчастных сироток под крыло, часто оказывались волками в овечьих шкурах.

«Нет уж, — подумала Альма. — Не нужен мне ни покровитель, ни муж. Тем более — уруб».

Когда, набравшись храбрости, она снова выглянула в окно, улица была пустынна, но шестое чувство подсказало: настанет время и демон вернётся. Вернётся за ней.

Молох чувствовал себя смертником, над которым висела коса жнеца. Танатос собрал Совет, чтобы обсудить информацию, добытую Трэйном, но судьба Эстер осталась нерешённой. Вопрос о том, чтобы вернуть демону погибшую супругу, на собрании поднят не был, но Молох понимал: от этой идеи Танатос просто так не откажется. 

Что делать, если Кайрам явится за женой?

Необходимо как можно скорее научить Эстер телепортации, доказать, что в ней есть магия богов смерти.

Свою любовницу — а любовница ли она ему? —  Молох нашёл в столовой, в обществе Росса. Уже не впервые он видел их вместе, и это настораживало: его младший брат был не из тех, кому следовало доверять.

«Какие интриги он опять плетёт?»

Молох подошёл к беседующей парочке.

— Будь добр, оставь нас наедине.

Росс с шумом высосал из трубочки сок и поднялся из-за стола. 

— Как прикажешь, дорогой братец, — и лениво направился к выходу.

Молох занял его место.

— Я заметил, что вы стали проводить много времени в обществе моего брата, — начал он, с трудом сохраняя обычный невозмутимый вид. После того, что случилось на его столе, смотреть на Эстер было неловко. Произошедшее они не обсудили, и Молох не знал, стоит ли это делать. Принято ли? Отношения не были его коньком.

— Что вас не устраивает? — Эстер откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди, словно обороняясь.

— Я хочу предупредить: будьте осторожнее с Россом. Никогда не знаешь, что за игру он ведёт.

— Не понимаю.

Молох нахмурился. Разносить сплетни было не в его правилах, но Эстер следовало предостеречь. 

— Это долгая и очень давняя история, — он крутил в руках перечницу, пытаясь отгородиться от эмоций: воспоминания причиняли боль. — Росс всегда ненавидел Крепость. Всегда. Хотел, чтобы его освободили  от обязанностей бога смерти и отпустили на все четыре стороны, но Совет был против. И тогда Росс стал убивать. Всех подряд. 

Эстер вскинула брови. Молох вернул перечницу на место. 

— Я гонялся за ним по мирам, но он успел наплодить десятки неприкаянных душ. 

— Неприкаянная душа это… как та… медсестра, которую… — Эстер тяжело сглотнула.