Он стучит пальцем по стеклу, и я поворачиваюсь к окну, чтобы взглянуть в его идиотскую ухмыляющуюся рожу. Он несет какую-то чушь: мол, я покойник, и такое случается со всеми, кто посягает на его собственность. Именно в этот момент я слышу, как Кармель орет, что сейчас вызовет полицию, и в панике спрашивает, очнулся ли я уже.

– Кармель! – кричу я, с трудом поднимаясь на колени. – Со мной все в порядке.

– Кас! – кричит она в ответ. – Эти уроды… я не знала, клянусь!

Я ей верю. Тру затылок. На пальцах остается немного крови. На самом деле крови до фига, но я не переживаю – из ран на голове всегда течет как из крана, даже если они не больше пореза от бумаги.

Опираюсь ладонью на пол, чтобы подняться, и кровь смешивается с пылью, превращаясь в зернистую красноватую пасту.

Вставать рановато. Голова кружится. Надо лечь обратно. Комната начинает двигаться сама по себе.

– Иисусе, глянь на него. Снова лежит. Наверное, стоит вытащить его оттуда, чувак. У него, поди, сотрясение.

– Я стукнул его доской. Разумеется, у него сотряс. Не будь идиотом.

Кто бы говорил, хочется прокомментировать мне. Все происходящее кажется совершенно нереальным и бессвязным. Почти как во сне.

– Давай просто оставим его. Сам выберется.

– Придурок, мы не можем. Глянь на его башку – он все вокруг кровищей заляпал.

Пока Майк с Чейзом препираются, помочь мне или позволить умереть, чувствую, как соскальзываю обратно во тьму. Думаю, может, это и вправду так. Меня по-настоящему убили живые – просто немыслимо.

Но тут я слышу, как голос Чейза взвивается октав на пять:

– Иисусе! Господи!

– Что?! – орет Майк. В голосе его смешиваются раздражение и паника.

– Лестница! Глянь на чертову лестницу!

Я заставляю себя открыть глаза и усилием воли на дюйм-другой приподнимаю голову. Сначала я не вижу в лестнице ничего необычного. Узковата, а парапет сломан минимум в трех местах. Но потом взгляд поднимается выше.

Это она. Она мерцает, словно изображение на экране компьютера, некий темный призрак, пробивающийся из видео в реальность. Когда рука ее стискивает перила, она обретает телесность и ступени начинают стонать и скрипеть под ее весом.

Я мягко встряхиваю головой, все ещё кружится. Я знаю, кто она, знаю, как ее зовут, но понятия не имею, почему нахожусь здесь. Внезапно до меня доходит, что я в западне. Ума не приложу, что делать. Слышу повторяющиеся панические молитвы Чейза и ругань Майка, пока они спорят, драпать или попытаться как-то вытащить меня из дома.

Анна спускается ко мне. Она скользит вниз по лестнице, не делая ни шага. Ступни жутко волочатся за ней, словно она вообще не умеет ими пользоваться. Сквозь бледную белую кожу проступают темные лиловатые вены. Волосы бездонно черные и плывут по воздуху будто подвешенные в воде, змеясь следом и колыхаясь словно водоросли. Это единственное, что в ней кажется живым.

Она не носит свои смертные раны, как другие призраки. Говорят, ей перерезали горло, а у этой девушки шея длинная и белая. Но платье на месте. Мокрое, красное, непрестанно двигающееся. С него капает на пол.

Не замечаю, как отползаю к стене, пока не чувствую холодного давления на спину и плечи. Не могу оторвать взгляда от ее глаз. Они словно капли нефти. Невозможно определить, куда она смотрит, но я не такой дурак, чтобы надеяться, что она меня не видит. Она ужасна. Не уродлива, но совершенно нечеловеческое существо.

Сердце бухает в груди, голова болит невыносимо. Значит, надо лечь. Значит, мне не выбраться. Нет сил сражаться. Анна меня убьет, и я с удивлением обнаруживаю, что предпочитаю быть убитым такой, как она, в ее сотканном из крови платье. Лучше подвергнуться любым изобретенным ею мукам, чем тихо скончаться где-то в больнице только потому, что кто-то саданул меня по башке куском вагонки.

Она подплывает ближе. Глаза у меня закрываются, но я слышу шелест ее движений. Я слышу удар каждой жирной капли крови о половицы.

Открываю глаза. Она стоит надо мной – богиня смерти с черными губами и холодными руками.

– Анна. – Губы мои изгибаются в слабой улыбке.

Паря над полом, она смотрит на меня, жалкую тварь, прижавшуюся к ее стене. Хмурится. И вдруг резко вскидывает взгляд на окно у меня над головой. И дернуться не успеваю, как она выбрасывает руки вперед и разбивает стекло. Слышу, как Майк с Чейзом на пару орут мне чуть не в самое ухо. Вдалеке вопит Кармель.

Анна втащила Майка через окно в дом. Он орет и бьется словно пойманное животное, извивается в ее хватке и старается не смотреть ей в лицо. Его трепыхания ее, похоже, не волнуют. Руки ее неподвижны, будто мраморные.

– Отпусти меня! – блеет он. – Пусти, чувак, я просто пошутил! Пошутил!

Она ставит его на ноги. У него течет кровь из порезов на лице и руках. Он отступает на шаг. Анна скалится. Словно со стороны я слышу собственный голос, то ли умоляющий ее прекратить, то ли просто орущий, но у Майка на крик не остается времени. Она вонзает руки ему в грудь, разрывая кожу и мышцы. Затем раздвигает руки в стороны, словно пролезая в закрывающуюся дверь, и Майка Эндовера разрывает надвое. Обе половины падают на колени, дергаясь и извиваясь словно половинки червяка.

Чейзовы вопли доносятся издалека. Заводится машина. Я отползаю от месива, недавно бывшего Майком Эндовером, стараясь не глядеть на ту половину его тела, что все еще соединена с головой. Я не хочу знать, жив ли он еще. Не хочу знать, что он видит, как корчится вторая его половина.

Анна смотрит на труп спокойно. Прежде чем переключить внимание обратно на Майка, она долго глядит на меня. Кажется, она не замечает, когда вдруг распахивается дверь и меня, подхватив со спины, волокут за плечи наружу, прочь от крови, ступни пересчитывают ступеньки крыльца. Тот, кто меня тащил, отпускает ношу слишком резко, я снова бьюсь головой и больше ничего не вижу.

– Эй. Эй, чувак, ты живой?

Я знаю этот голос. Мне этот голос не нравится. Разлепляю глаза – так и есть, его рожа нависла надо мной.

– Ты заставил нас поволноваться. Наверное, не стоило давать тебе спать так долго. Наверное, надо было отвезти тебя в больницу, но мы так и не сумели придумать легенду.

– Я в норме, Томас.

Протираю глаза, затем собираю волю в кулак и принимаю сидячее положение, зная, что мир сейчас побежит вокруг и закачается, да так, что меня наверняка вырвет. Однако каким-то образом мне удается спустить ноги на пол.

– Что случилось?

– Это ты мне расскажи. – Он прикуривает сигарету. Лучше б он ее затушил. Из-за всклокоченных волос и характерных очков он выглядит шестиклассником, стянувшим пачку у мамы из сумочки. – Что ты делал в доме Корлов?

– А ты что делал, когда следил за мной? – отзываюсь я вопросом на вопрос, принимая протянутый им стакан воды.