II. Образовать особую комиссию из лиц по высочайшему избранию для всестороннего соображения и разработки вопроса об изменениях, которые должны быть сделаны в действующем учреждении об императорской фамилии согласно изложенным в статье I главным основаниям».

Отзыв императора не заставил себя ждать:

«12 декабря. Среда.

Получаю от государя посланные накануне бумаги с следующей надписью: «Я вполне одобряю составленную Вами записку, о дальнейшем ходе этого дела переговорю с братом Владимиром и графом Воронцовым. Но надо не терять времени»».

Посоветовавшись в узком кругу, участники совещания решили, что устраивать семейное обсуждение записки Половцова не стоит. Приняли решение сразу издать указ, которым и поставить в известность великокняжеские семьи. Указ был подписан 24 января 1885 года и стал своеобразной чертой между семьей Александра III и остальным кланом Романовых.

Отказ от обсуждения в семье столь важного для нее документа, торопливость и секретность его проведения — все это штрихи нервозности императора, ожидавшего резкой реакции членов большого семейства. Больше всего императора пугала возможная реакция великого князя Константина Николаевича.

Хронику появления громкого указа «О некоторых изменениях в Учреждении об императорской фамилии» Половцов в своем Дневнике отобразил детально, тихо радуясь приобретенному могуществу:

«26 января. Суббота. В Правительственном Вестнике напечатан наш пресловутый указ. (…)

28 января. Понедельник. У великого князя Михаила Николаевича с первых слов разговор об указе. Негодование на то, в какой форме великому князю было объявлено об этом распоряжении. В пятницу вечером Михаил Николаевич получил от великого князя Константина Николаевича конверт со вложением подписанного государем указа с весьма любезной запиской его же к старшему из дядей, содержащей просьбу прочитать указ и сообщить его для прочтения остальным двум дядям, Николаю и Михаилу. Такой образ действий великий князь Михаил Николаевич находит неискренним и, по меньшей мере, нелюбезным. Прежде чем издать указ, следовало дядей пригласить и меру эту с ними обсудить.

Я: «Ваше высочество, я не сомневаюсь, что так и было бы поступлено, если бы в числе дядей не было Константина Николаевича. Его необузданность Вам известна. Государь, конечно, опасался вспышки с его стороны, а я не знаю, как эта вспышка могла бы Константина Николаевича к шлиссельбургскому заточению».

Вел. князь: «Мы с братом Николаем остановили бы его, если бы он зашел слишком далеко».

Я: «Это бы никак не удалось Вам».

Вел. князь: «Во всяком случае, то, что было сделано, приближает к подобного рода сцене, потому что если мы с Ольгой Федоровной сожалеем только о том, что наши внуки, которых нам, вероятно, еще удастся видеть, не будут носить одного с нами титула, то в Мраморном дворце совсем иное; там великий князь Константин Николаевич и Александра Иосифовна положительно в бешенстве»».

Председатель Госсовета великий князь Михаил Николаевич в разговоре со своим подчиненным госсекретарем Половцовым, конечно, не пропустил мимо ушей упоминание о возможном аресте и заключении великого князя Константина Николаевича в Шлиссельбургскую крепость в случае его неподобающей «вспышки». О чем конкретно шла речь, собеседники явно знали. Остается только дополнить, что весь клан Романовых был информирован о прямом участии Александра III в организации устранения императора Александра II, но только не воздержанный брат убитого императора Константин Николаевич позволял себе открыто об этом говорить. Разумеется, Михаил Николаевич передал разговор с госсекретарем Половцовым своему не в меру горячему брату вместе с добрым советом прикусить язык. Как известно, Константин Николаевич внял совету брата и впредь на скользкую тему не высказывался, и более того — исчез с политического горизонта, предпочитая тихую жизнь в Крыму или в Париже.

* * *

После издания указа «О некоторых изменениях в Учреждении об императорской фамилии» Александр III приступил к формированию комиссии, которая должна была подготовить, по существу, новый закон об императорской фамилии в полном объеме. К делу на этот раз привлекли еще трех лиц из действующей администрации: министра юстиции Н. А. Манассеина, обер-прокурора Священного синода К. П. Победоносцева и командующего Императорской главной квартирой О. Б. Рихтера. Кроме подобающих титулов, комиссии предстояло рассмотреть большой объем привилегий преимуществ, которые к этим титулам прилагались: от финансовых и имущественных до самых мелких, но существенных.

Под председательством брата императора, великого князя Владимира Александровича, и госсекретаря Половцова в качестве главного редактора комиссия в начале марта 1886 года подготовила окончательный текст нового закона, и на очередном докладе в Гатчине госсекретарь имел с императором заключительную беседу:

«13 марта. Я: «Позвольте мне, государь, спросить Ваших указаний относительно возложенной на меня редакции труда комиссии об учреждении императорской фамилии. Не прикажете ли при изложении текста закона обратить на что-либо особенное внимание?»

Государь: «Нет, особенного я ничего сказать не имею. Владимир говорил мне о намерении пригласить дядей, которые желают представить свои замечания. Я против этого ничего не имею, но не допускаю рассуждений о существе меры, а только разъяснение подробностей»».

Семья была ознакомлена с проектом закона, и, как следовало ожидать, возражений не последовало. Не возражал и великий князь Константин Николаевич… Характерно, что император передал всем членам комиссии свое Высочайшее «спасибо», но никаких наград по случаю окончания грандиозной работы не последовало. Закон был утвержден Сенатом и подписан монархом 2 июля 1886 года.

В последнем разделе закона «Об обязанностях Членов Императорского Дома к Императору» имелась грозная статья 97, где прямо говорилось:

«Царствующий император, яко неограниченный Самодержец, во всяком противном случае имеет власть отрешать неповинующегося от назначенных в сем законе прав и поступать с ним яко преслушным воле монаршей» [23].

Познакомившись внимательно с текстом закона, написанного в здравом уме группой лиц, имевших твердую память, на пороге XX века, пытливый читатель невольно должен столкнуться с мыслью — куда же шла эта страна вместе с ее умным и трудолюбивым народом. «Памятник» глупости, созданный под редакцией миллионера Половцова, оказался вовсе не памятником, а ямой, вырытой со знанием дела, такой глубокой, что о спасении не могло быть речи. Понятно, что ни о каких доверительных отношениях в большой Романовской семье уже не могло быть речи, если, как оказалось, все дело было в количестве нахлебников, перевалившем допустимую норму. Степень образованности или принадлежности к успешному предпринимательству, которые уже давно стали мерилом статуса в российском обществе, обошли счастливую Романовскую семью стороной. Здесь делили титулы и привилегии, попирая законы, которые сами же и написали. Взаимная вражда и зависть вошли в семейный круг и стали разъедающей язвой, которую маскировали показной покорностью и угодничеством.