Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А ты замечала, Надюш, какой у меня румянец?
– А что с твоим румянцем?
– Он же нежный, как у девушки! – Вася часто восхищается сам собой, когда смотрит на жизнь из той системы координат, которая предназначена у него для меня. Причем предметом восхищения всегда являются какие-нибудь пустяки, вроде румянца.
Ужасно смешно. Со мной он любит себя расхваливать с самым абсурдным бесстыдством, а серьезно практически никогда не говорит. Но я-то претендую на серьез.
– Слышала, статья твоя вышла, – осторожно подсказываю тему. – Событие! Может, про статью? А то затянул про румянец.
– Милая, не надо завидовать, – задушевно советует Вася. – Ты тоже неплохо выглядишь.
– Мог бы и похвалиться журнальчиком, мне интересно, – пытаюсь вернуть его все-таки к статье.
– Хвалиться? Ага… При моей скромности?
– Ха! А румянец?! – изумляюсь я. – Тебе ли говорить о скромности, только и превозносишь собственные достоинства!
– Вот, кстати, – оживляется Василий, – очень верное наблюдение. Действительно, я люблю поговорить о своих достоинствах – так отчего ж не отметить и скромность?
За своеобразный юмор и преданность науке прощаю Васе и невнятность симпатии ко мне, и явную небрежность наших отношений.
И сегодняшний свой одинокий вечер.
Пока жива была бабушка, в ее малюсенькой квартирке мы обитали вдвоем. Теперь я одна, переезжать к родителям не хочется, держусь за свою самостоятельность. Но одиночество… В пятницу возвращаюсь домой – и с отчаянием прикидываю, как опять протянуть эти бесконечные выходные. Ну хоть бы кто-то заглянул…
Вот правильно говорят: бойтесь своих желаний. На мысленный призыв заглянул бывший одноклассник. Только когда я думала «хоть бы кто-то», Валерка точно не имелся в виду. Неужели именно с ним я задыхалась когда-то от счастья и теряла смысл жизни из-за каждой короткой разлуки! Что, вот это сонное лицо, крокодилий взгляд – моя первая любовь? Никто из школьных друзей не изменился так неузнаваемо. Тут есть о чем задуматься.
В классе Валера был лидером. Его любили и девочки, и мальчики, и учителя. Десяти лет не прошло – из остроумца он превратился в пошляка, из вольнодумца – в пьяницу, из мудреца – в зануду. Великодушие выродилось в дешевую сентиментальность, а искренность – в обыкновенную грубость.
– Харчи есть? – совершенно не романтично поинтересовался гость. Видя мою нерешительность, добавил: – Твоя закуска – моя бутылка.
Конечно, вечер, «оживленный» его присутствием, можно считать скорее окончательно убитым. Но выбора нет. А в полном одиночестве меня сразу накрывает депрессией и безнадежными мыслями о Леньке. Так что, смирившись, я потопала в кухню, пожарила яишенку. Валерка сидел и два часа бубнил что-то неинтересное, и я напрасно надеялась, что, может, он еще как-то вырулит на романтику, может, повспоминаем с ним школьные годы, и от сердца отхлынет на время тоска. Или он поднатужится, пошутит смешно, и смех разгонит печаль.
Однако Валера допил водку и стал длинно рассказывать, как дела на работе.
– Тебе пора, – вклинилась я, так и не дождавшись ни паузы, ни свежей струи в этом мутном потоке.
– А секс? – равнодушно поинтересовался гость.
– Исключается.
– Ну и не надо, – не стал Валерка настаивать, однако для верности все же попытался прильнуть ко мне мокрым поцелуем. «Нет, не может быть! – подумала я, с неприязнью уворачиваясь. – Просто быть такого не может, чтобы подобная участь постигла в будущем и мои чувства к Лене! Его я никогда не смогу разлюбить, это же очевидно…»
Закрыв за нудным гостем дверь, зарыдала по заведенной в последний год привычке. «Леня! Ленечка… – кричала мысленно, чтобы не посвящать в свои терзания соседей. – Все кончено! Но что же делать, мне так не хватает тебя…»
Катастрофа нашего разрыва давно позади, а моя горькая любовь все еще со мной. Забиваю ее случайными встречами со случайными людьми. А она плачет, но не умирает.
Позвонил Вася – и я обрадовалась, что не буду одна. Только предложения погулять не одобрила – зачем терять время? Лучше сразу ко мне. Все-таки если любовь не связывает с парнем, то прогуливаться с ним не очень хочется. Как и ходить в театры. Другое дело секс – вполне конкретное дело. В нем достижимы некоторые желательные результаты даже при отсутствии любви.
И хотя с нетерпением ждала Василия, в голове, как обычно, крутились неотвязные думы о Леньке. Вспоминала, например, как бежала на свиданье, и внутри все замирало от нетерпения, как распахивала дверцу машины – и мой восторженный взгляд упирался наконец в его сияющее любовью лицо. Вот этот самый момент, когда захлестывало счастье… Сколько же их было с любимым – непереносимо счастливых минут! И сколько несчастья принесла мне любовь впоследствии.
Я так любила его! А он любил вкусно поесть. Эта вроде бы безобидная склонность когда-то меня ужасно мучила. Дела разной важности со временем оттеснили для Леньки наши отношения на задний план. И разные его занятия, даже элементарные гурманские радости, теперь, как равные, делили со мной любимого. А я и без того поминутно заливалась слезами, маниакально отыскивая во всем признаки нелюбви. Как же было не прийти в отчаянье от Ленькиной манеры весело жевать, болтая со мной! В любимом так мало оставалось романтики и страсти, а мне так явно изменяло чувство юмора. Вечерами, силясь ослабить горе, я сушила мозг длинными белостишными монологами:
Наконец явился Вася – красивый, черноусый, с красной розой в руке. И с шампанским в рюкзаке.
– Классно выглядишь, – поощрил, прицокнув. Наклонясь, обнял ладонью шею под волосами, мазнул щеку поцелуем. – Ты меня точно ждала?
– Еще бы! – Я потянула красавца в спальню, собираясь без промедлений доказать ему свою заинтересованность.
– Надин! – воскликнул Васька с укором. – Какая же ты приземленная.
Достал шампанское и полез в сервант за бокалами.
– М-м… В кооперативном купил?
– Сядь, – посоветовал он. – Сними фартук, ты уже не на кухне.
– Сыру добыла и томатной пасты, – похвасталась я. – Пиццу сделала. Будешь?
– Ну чё ж не быть? – откликнулся Вася.