Разлил шампанское и сам порезал пиццу, сам переложил с противня на тарелки. Молча поднял бокал, взглянув затуманившимся взором.

– Удивительное сочетание, – неспешно заговорил сгущенным баритоном, – красивых глаз, красивых рук, красивых губ…

Это был тост в виде многослойного комплимента. Слишком изысканный. Хотя нельзя не согласиться: после таких посиделок заниматься любовью приятнее, чем если бы удалось увлечь Васю в постель сразу от входной двери.

Приятнее! И это все, на что я теперь могу рассчитывать. И все, что могу предложить… А в Леньке, бывало, вся жизнь моя растворялась, когда он, прижимая меня к себе, бормотал на выдохе: «Так люблю тебя, даже сердце болит…» И я все готова была отдать ему, все на свете.

Когда долго его не вижу, начинаю нервничать. Мне кажется, именно в эти периоды полной оторванности от Лени, я теряю контроль над ситуацией, и она безнадежно ухудшается. Хотя какой там контроль! Он существует сам по себе, я ничего о нем не знаю. И дорожу каждой крохой информации от общих знакомых. Но в то же время боюсь услышать что-нибудь страшное: что женится, что живет с девушкой-красавицей, что счастлив без меня…

Вася тоже пропал, почти неделю не показывался. Жаль. С ним все-таки веселее, чем одной. Но и он, в общем, сам по себе и моих интересов особо не учитывает. Я самолет-невидимка. Меня не то что не видят приборы – их просто на меня никто не наводит. Наверное, я самолет такой старой модели, что на земле меня уже списали. То, что я все еще летаю, никого не интересует. А я летаю. Скорее просто падаю – никому не нужный самолет-невидимка.

Родители! Вот кому без меня плохо. Из-за затянувшегося несчастья, должно быть, я стала добрее, теперь навещаю маму и папу почаще. А дома царит беспокойство. Папа без устали честит Перестройку и отчаянно сражается «с разгильдяйством» у себя на заводике. Его попытки военизировать обывателей вызывают непонимание сослуживцев и критику мамы.

– Нормально, дочь! – рапортует папа бодро. – Бывших офицеров не бывает! Я и на гражданке не успокоюсь, потому что наше дело правое!

Маму он тоже ругает – за женскую логику в первую очередь. А мама, помимо папы, волнуется еще за кота. Между тем по сравнению со мной переживший катастрофу Барсик держится мужественно и последовательно: он по-прежнему настойчиво стремится в подъезд, а после платонических свиданий возвращается домой.

– Скитается, точно бездомный, – сокрушается мама. – Знаешь, что я решила? Возьму и ее, пусть оба живут, раз уж так все вышло.

Приняв решение, мама немного успокоилась и с нетерпением стала ожидать парочку домой. Но прошел день, неделя, месяц, наступило и потекло лето, а Барсик так и не вернулся. Исчезла и палевая кошечка. Странный поступок кота лишний раз подтвердил отсутствие единообразия в картине мира. Ведь первобытной дикости он никогда не проявлял, поесть любил, зова природы после операции, надо думать, не слышал. И все-таки отказался от домашних благ и ушел в неопределенность бродячей жизни… Леня никогда бы ради меня так не поступил. Всегда был практичным в первую очередь…

Прошло уже столько времени – а я не могу не думать о нем! Даже кот оказался сильнее обстоятельств, и кастрация его не прогнула. Даже мой папа, не привыкший особо рассуждать на военной службе, катастрофе своей активно сопротивляется. Перестройка не сбила его с ног, он полон планов. И ничто не помешало ни папе, ни Барсику начать новую жизнь, оставшись при этом собой. Только я мотаюсь, как тряпка на ветру: и себя потеряла, и живу исключительно прошлым. Все перемены в моей жизни до сих пор приходили извне и вопреки моему желанию. Ну хоть бы что-нибудь сделать самой!

– Лапуль, – уныло реагировал Вася на мое предложение немедленно взять отпуск и отправиться к морю. – Ты понимаешь, столько дел. Ну я бы с удовольствием, но не могу. Можем осенью попробовать… Не знаю, если у меня получится.

Можем попробовать… если получится… Не воодушевляет.

Очень хорошо, думала я, преодолевая разочарование, мне все равно. Уговорю кого-то из подруг – лишь бы вырваться, лишь бы только вырваться из этого безнадежного круга!

В профкоме толстушка с ямочками на щеках ставила крестики в тесном графике, сверяясь со списком. На меня взглянула озабоченно, но прочь не погнала, предложила присесть и подождать. Закончив свой «морской бой», открыла гигантскую тетрадь.

– Тэк-с… – бормотала, просматривая записи. – Что тут у нас имеется… Ага. Море, говорите? А в Бологое – нет? На озеро?

– Нет. Мне на юг.

– Угу. На юг, – задумчиво откликнулась женщина, продолжая поиск. – На юг у нас имеется следующее: Дагомыс, база отдыха… – Она оторвалась от книги и тихой скороговоркой прокомментировала: – Не советую. Честно говоря, условия не очень. Но питание неплохое, – добавила жизнерадостно.

– А еще что?

– Та-ак, – пропела дружелюбная женщина, – что еще… Вот. Сочи, дом отдыха… И вот – санаторий в Ялте. Эти подороже. Но вам платить только тридцать процентов за путевочку, знаете, да?..

– Мне на двоих.

– Лямур? – обрадовалась женщина.

– Если бы! С подружкой.

– Ну ничего, – успокоила она. – Там себе найдете!

«Там себе найду, – подумала и я решительно. – Все устрою сама…»

Удача в профкоме уныния не развеяла. И зачем мне, запоздало пугалась, этот дурацкий юг? Что там делать двадцать четыре дня?

С другой стороны, все-таки море, солнце. Да нет, нужен только настрой – и все изменится! И потом, я же там загорю, как мулатка, отосплюсь, фруктами отъемся – да я точно буду выглядеть сногсшибательно! А когда вернусь, обязательно случайно встречу Леню… И он, как меня увидит…

Так. Вот такой, значит, настрой на перемены, да?! Все тот же Леня!

Проворно собирала чемодан – путевка оказалась «горящей». Бубнила себе под нос, как мантру: здоровый образ жизни, солнце, спорт, витамины, флирт – и в Москву возвращается совершенно другая Надежда. С работы ушла пораньше, в радостном возбуждении сбега́ла по ступенькам крыльца.

– Стоп, девушка! – прозвучало откуда-то с неба. – Что выносите из засекреченного института? Ну-ка, покажите сумку!

Это музыка! О, какая музыка для моего сердца – его голос!

Я подняла глаза – ну конечно же! Это он, мой любимый шутник! Крутит на пальце связку ключей.

– Куда такая сияющая?

– В отпуск, – выдохнула я. От радости сердце совершило кувырок, нырнуло в пятки, скакнуло в голову.

Леня стоял передо мной, прекрасный, как ожившая греза, да так и светился приветливой улыбкой.

– А ты куда?

– А я к Пыжову.

– К Пыжову?

По моим глазам он, конечно, читал не это нелепое эхо, а совершенно другой текст: боже мой, какое счастье!

– А зачем тебе к нему? – спросила совершенно автоматически, чтобы что-нибудь спросить.