– Ты могла бы работать в магазине... или стать швеей... или... – Беатрис замолчала, увидев укоризненную гримасу на лице Мэри Кейт.

– Продавщицы не едят каждый вечер бифштекс и не пьют французское шампанское. – Она приподняла кружевную оборку на ниспадающем складками пеньюаре. – Они не получают красивую шелковую одежду и французские духи. Или подарки от членов городского правления, от конгрессменов... даже от настоящих английских лордов. А твои швеи... они слепнут в двадцать пять, а потом им дорога в богадельню... если их еще туда возьмут.

Беатрис не понимала таких рассуждений, но ей нечего было возразить.

– Ну давай, лезь в воду. Как тебя зовут, повтори-ка?

– Миссис фон Фюрстенберг, – ответила Беатрис, вставая и послушно поворачиваясь, когда Мэри Кейт стала помогать ей раздеваться.

– Нет, я имею в виду твое имя, а не твоего старика. Которое дали при крещении.

– Беатрис.

– Бе-е-атрис? – Мэри Кейт рассмеялась. – Похоже на засушенную старую тетушку. Я буду звать тебя... Биби. Да, так мне больше нравится. Залезай и отмокай, Биби.

Фамильярность девицы должна была оскорбить Беатрис, но прошло уже так много лет с тех пор, как кто-то называл ее по имени, которое дала ей в детстве любимая сестра. Биби! Воспоминания так расстроили Беатрис, что ей и в голову не пришло оскорбиться на фамильярность Мэри Кейт. Она вошла в ванну.

– Давай я потру тебе спину. – Девушка взялась за губку.

– Нет, это не обязательно.

– Да брось. – Мэри Кейт поддернула пеньюар и опустилась на колени рядом с ванной. Она взяла мыло, наклонила Беатрис и принялась тереть ей спину. – Это одна из моих штучек. Я парней все время мою. – Понизив голос, она заговорщицки зашептала: – А после приходится некоторым надевать подгузники и давать грудь, и тогда они готовы кувыркаться и скакать всю ночь. – Мэри Кейт захихикала, увидев ошарашенное выражение лица Беатрис. – И чего только не вытворяют эти ваши мужчины из общества.

Беатрис уже собиралась отобрать у нее губку и мыло, когда девица продолжила:

– Ну, я вроде как в долгу перед тобой после того, что наделали эти два идиота – выкрали тебя и запихнули сюда. Молдены никогда особым умом не отличались. Мама говорила, что их семейка всегда была один тупее другого. А Диппера вообще, наверное, уронили головой вниз, еще когда он был младенцем.

Беатрис постаралась не показывать свою слишком явную заинтересованность.

– Диппер Молден. А как зовут его друга?

– Шоти? Он О'Ши по фамилии. – Сморщившись, Мэри покачала головой. – У того вообще не все дома, ни на что не годится. Тебе не грозила никакая опасность. Эти двое и муху не смогут прихлопнуть, даже если она будет их кусать. Слушай, Биби, а у тебя хорошенькие...

– Теперь я могу и сама! – Беатрис выхватила губку из старательных рук и отвернулась. – Ты мне очень помогла, Мэри Кэтрин. Как ты думаешь, можно будет найти мою одежду?

Мэри Кейт нахмурилась.

– Тебе здесь не нужна одежда.

– Боюсь, что нужна. Я сегодня вечером должна кое с кем встречаться и предпочла бы иметь для этого подходящую одежду.

– Кое с кем? – Мэри Кейт несколько мгновений разглядывала Беатрис, а потом, очевидно, вспомнила что-то слышанное раньше. – Значит, это правда, к тебе придет конгрессмен?

Беатрис, выскочив из воды, обратилась в слух.

– Конгрессмен?

– Все его так называют. Его, правда, еще не выбрали, но он обязательно победит на следующих выборах. – Она ехидно подмигнула. – Еще тот бычок. Может скакать всю ночь напролет. – И рассмеялась, увидев, как вспыхнула Беатрис. – Я поговорю с девчонками, найдем тебе что-нибудь подходящее из одежды.

Вскоре в комнату Беатрис явилась целая толпа полуодетых женщин с различными предметами одежды в руках. Мэри Кейт представляла их по очереди, пока они предлагали на выбор или нечто способное возбудить и самого угрюмого из мужчин, или предметы, характеризуемые ими как «подручные средства». Девицы Милли, Джейн, Пэнси, Элеонора, Энни, Тэсса и Дидрэ представляли собой весь спектр женских форм и типоз. Милли, полногрудая и крепкая, принесла корсет и сорочку со шнуровкой, такую, как носят портовые проститутки. Джейн, элегантная блондинка, похожая на леди, доставила мантилью с соблазнительным вырезом из муара средиземноморской голубизны. Пэнси, подвижная болтливая брюнетка, развернула кружевной халатик, такого же пурпурного цвета, как корсет и чулки, что были на ней. Элеонора, таинственная незнакомка с золотистыми глазами, говорила с французским акцентом и настаивала, чтобы Беатрис надела ее блестящее, переливающееся всеми цветами радуги шифоновое платье, сшитое в старинном стиле... и полностью оголяющее грудь. Энни была грубоватой и шумной подружкой ковбоя, и ее кожаное бюстье и сапоги очаровали Беатрис, хотя и не до такой степени, чтобы она согласилась надеть прилагающиеся к ним штаны из оленьей шкуры, но без задней части. Тэсса продолжила экзотический ряд – прибывшая из Вест-Индии смуглянка с темными глазами говорила с таким чувственным креольским акцентом, что невозможно было ни возражать ей, ни отвергнуть предложенный халат леопардовой расцветки. А Дидрэ, высокая красавица брюнетка с суровым лицом и опасным блеском в глазах, продемонстрировала черный кожаный жилет, еще какую-то сбрую и блестящие сапоги до середины бедер.

– Опыт подсказывает мне, – провозгласила она резким, властным голосом, – что с конгрессменами не надо церемониться: они должны знать, кто здесь хозяин.

Это заявление словно прорвало плотину, и посыпались советы, как обращаться с мужчинами, имеющими власть и влияние. История следовала за историей: о бригадном генерале, который требовал, чтобы его партнерша надевала седло, о члене городского управления, который, чтобы начать действовать, должен был надеть корсет, чулки и нарумяниться, о протестантском проповеднике, который предпочитал монашек в платках, и о католическом епископе, которому необходимо было насиловать девушек-пуританок. Некоторые мужчины желали командовать, другие с удовольствием передавали инициативу в опытные женские руки. Одних надо было ублажать, других унижать. Одним хотелось испачкаться, другим очиститься.

Беатрис, сидя на кушетке и завернувшись в махровую простыню, смотрела на девиц во все глаза. Вот они, «падшие женщины», которых то жалели, то проклинали, то оплакивали, то высмеивали моралисты и умники современности... да те же дамы из ее феминистской организации. Эти женщины были продуктом существующего строя – иногда им приписывалась роль жертв всеобщей аморальности, а иногда они являлись ее причиной. Они продолжали болтать о своей профессии и об особенностях своих посетителей, а Беатрис становилось ясно, что они не считают себя «угнетенным классом», так же как не относят себя к порочным или развратным. Они удивительно спокойно относились к своему виду деятельности и имели собственное мнение по вопросам гигиены, здоровья и цены различных услуг, которые они оказывали. Но главное – они знали мужчин... изучали их, даже когда дарили наслаждение. Беатрис поразила мысль, что у нее было с этими девицами нечто общее: ведь и они, и она знали о мужчинах то, чего не знало большинство женщин. Она видела их в окружении себе подобных – соперников, закадычных друзей, противников, приятелей или союзников. А эти женщины наблюдали их в страсти, в разгуле чувств и эмоций. На мгновение она задумалась: а сколько еще сторон имеет мужская натура? Что еще можно о них узнать? Наконец она отбросила эти несвойственные ей мысли, а Мэри Кейт наклонилась поближе и, хмыкнув, пояснила: