Джек. Что ж, я позабочусь о том, чтобы он никогда не заговорил с тобой. Равным образом как и с другими обитателями этого дома. Мистер Грибзби…

Грибзби. Да, сэр.

Джек. Я уплачу по этому счету. Это будет последний счет, который я стану оплачивать за него. Какая, вы говорите, сумма?

Грибзби. 762 фунта 14 шиллингов 2 пенса. Ах, да! Еще 5 шиллингов 9 пенсов за кеб, нанятый специально для удобства клиента.

Джек. Хорошо.

Мисс Призм. Должна сказать, что мне такое великодушие кажется абсолютно неразумным.

Чезьюбл (делает красноречивый жест). У сердца тоже есть своя мудрость, мисс Призм, — как и у головы.

Джек. Платить на имя Паркера и Грибзби, я полагаю?

Грибзби. Да, сэр. Только, пожалуйста, не перечеркивайте чек[23]. Благодарю вас. (Обращается к доктору Чезьюблу.) Всего хорошего. (Доктор Чезьюбл холодно кланяется.) Всего хорошего. (Мисс Призм холодно кивает.) (Обращается к Алджернону.) Надеюсь, что буду иметь удовольствие встретиться с вами снова.

Алджернон. А я надеюсь никогда вас больше не видеть. Странное у вас представление о круге людей, с которыми общаются джентльмены. Ни один джентльмен не станет поддерживать знакомство со стряпчим, который только и думает, чтобы засадить его в тюрьму.

Грибзби. Может быть, может быть.

Алджернон. Кстати, Грибзби, у вас нет никаких оснований возвращаться на станцию в кебе. Это мой кеб. Он был нанят для моего удобства. Вам придется добираться пешком. И это пойдет вам на пользу. Стряпчие слишком мало ходят пешком. Я не знаю ни одного стряпчего, который бы делал столь необходимые для него моцион и разминку. Как правило, они целыми днями сидят в своих душных конторах и усердно бездельничают.

Джек. Вы можете возвращаться в кебе, мистер Грибзби.

Грибзби. Благодарю вас, сэр.

Грибзби уходит.

Сесили. Жара просто невыносимая, не правда ли, доктор Чезьюбл?

Чезьюбл. Да, в воздухе чувствуется гроза.

Мисс Призм. Атмосфера явно нуждается в очищении.

Чезьюбл. Вы не читали «Таймс» за сегодняшнее утро, мистер Уординг? Там очень интересная статья о росте религиозного чувства среди мирян.

Джек. Еще нет, почитаю после обеда.

Входит Мерримен.

Мерримен. Обед на столе, сэр.

Алджернон. Приятная новость! Я страшно проголодался.

Сесили. Но вы уже сегодня обедали.

Джек. Уже обедал?

Сесили. Да, дядя Джек. Он съел несколько бутербродов с печеночным паштетом и выпил маленькую бутылку шампанского — того самого, что вам предписал ваш врач.

Джек. Мое шампанское 89-го года!

Сесили. Ну да. Мне казалось, вы бы и сами предложили ему это вино.

Джек. Понятно… Ну что ж, поскольку он уже пообедал, вряд ли он будет обедать второй раз. Это было бы по меньшей мере странно.

Мисс Призм. Вкусить два обеда за один день — это не просто вольность, это уже вседозволенность.

Чезьюбл. Еще философы древности осуждали излишества в еде. Аристотель говорит об этом крайне неодобрительно — почти в тех же выражениях, что и о ростовщичестве.

Джек. Доктор, не согласитесь ли вы проводить дам в столовую?

Чезьюбл. С удовольствием.

Мисс Призм и Сесили в сопровождении доктора Чезьюбла идут в дом.

Джек. Твое банберирование, Алджи, не очень-то оказалось удачным. Наверно, сегодня для банберирования неподходящий день.

Алджернон. Ну, в банберировании, как и во всем прочем, тоже бывают свои взлеты и падения. Впрочем, я легче переживу неудачу, если ты позволишь мне пообедать с вами. Главное — я увидел Сесили, и она оказалась просто прелестной.

Джек. Ты не должен подобным образом говорить о мисс Кардью. Мне это ужасно не нравится.

Алджернон. А мне не нравится твой костюм. Ты выглядишь в нем смехотворно. Почему бы тебе не пойти и не переодеться? Как-то глупо носить траур по человеку, который собирается гостить в твоем доме целую неделю. Это абсурдно, в конце концов!

Джек. Ты не остаешься у меня на неделю ни в качестве гостя, ни в любом другом качестве. Ты должен уехать… четырехчасовым поездом.

Алджернон. Я не могу оставить тебя, когда ты в трауре. Так не поступают друзья. Если бы в трауре был я, ты, надеюсь, тоже бы меня не покинул? Я бы счел тебя бессердечным, если бы ты поступил иначе.

Джек. Ну а если я переоденусь, ты уедешь?

Алджернон. Да, но только не слишком копайся. Ты человек уникальный: так долго всегда одеваешься — и с таким ничтожным результатом!

Джек. Во всяком случае это лучше, чем быть всегда расфуфыренным вроде тебя.

Алджернон. Если я порой и бываю слишком хорошо одет, то компенсирую это тем, что неизменно веду себя как слишком хорошо воспитанный человек.

Джек. Твое тщеславие смехотворно, твое поведение возмутительно, а твое присутствие в моем саду неприлично. Хочешь не хочешь, но тебе придется сесть на четырехчасовой поезд, и я надеюсь, что твоя поездка обратно в Лондон будет приятной. На этот раз твое банберирование не увенчалось успехом. (Идет в дом.)

Алджернон. А по-моему, увенчалось, да еще и каким. Я влюбился в Сесили, и это самое главное… Все это хорошо, но нельзя же банберировать, когда голоден. Пойду-ка в столовую и пообедаю с ними. (Идет к двери в дом.)

Входит Сесили.

Сесили. Я пообещала дяде Джеку не разговаривать с вами, если вы сами меня ни о чем не спросите. Так почему же вы не задаете мне никаких вопросов? Я уже начинаю бояться, что вы не такой интеллектуальный, каким показались сначала.

Алджернон. Сесили, можно мне пойти пообедать?

Сесили. Удивляюсь, что вы можете смотреть мне в лицо после всего, что случилось.

Алджернон. Я обожаю смотреть в ваше лицо.

Сесили. Но почему вы пытались подсунуть этот ужасный счет бедному дяде Джеку? По-моему, с вашей стороны это непростительная неблагодарность.