Вразнобой, весело, но сохраняя дистанцию, доносится: «Нормально, товарищ полковник… Пайковых не хватает… Здоровье в порядке…»

— Значит, девки любят!.. — хохочет офицер, переглядываясь с гостями: видите, как мы здесь дружно живем. — Я тут, что зашел-то… — переходит вдруг на деловой, командирский тон.

Музыканты с готовностью немедленно подхватили инструменты… Дирижер, в полуобороте, уже и руки поднял… Заметив это, полковник неожиданно счастливо смущается, мнётся вроде, потом, расплывается в широкой и довольной улыбке — вот, черти, помнят же, понимаешь, говорит его вид, знают слабость старика…

— …Ну, л-ладно, давайте!.. — машет музыкантам рукой, с умильной улыбкой поворачивается к своим спутникам, приглашая разделить удовольствие.

Дирижер тут же энергично отмахивает: «И-и… раз!..»

Оркестр, на форте, мощно и торжественно грянул боевой марш «Вступление Красной армии в Будапешт» Сергея Чернецкого.

Кокетливые форшлаги, разливаясь, мощно и игриво подкреплялись синкопами, забивались гвоздями барабанных ударов… Явственно слышался чеканный шаг сапог победителя. Музыка плескалась в свободном победном полете, преодолевая расстояния и время.

Музыканты, сверкая глазами, играли азартно, с воодушевлением, зная это, старались по полной программе угодить высокому командиру, и его гостям. Полковник, слыша музыку, таял от удовольствия. Хоть и сдерживался, взмахивал всё же порой руками, чуть даже приседал в такт призывной музыки. Вся гамма удовольствий отражалась на его лице. И гости улыбались, слыша музыку и видя приплясывающего боевого полковника.

Отгремев, погасла звуков медь.

— Вот это да!.. — как после глотка озона, восхищенно произносит полковник, как захмелев. — Вот это я понимаю!.. Вот это музыка!.. Верите нет, аж молодею лет на двадцать-тридцать. Каков красавец, а? — Обращается к своим спутникам. — Здорово, да?

Те, согласно кивают головами:

— Да, мощно.

— Воодушевляет.

— А что это за марш-то, как называется? — не осторожно спрашивает один из них.

— Как, вы не знаете?! — словно споткнувшись, искренне удивляется полковник, даже огорчается. — Ну, что ты будешь с ними делать, понимаешь… Молодежь!.. — Пеняет он музыкантам. С улыбкой поясняет офицерам. — Это же Вступление Красной армии в наш Будапешт! Знаменитый марш! — В подтверждение этого, немедленно напевает им. — Там, тарльям, тарльям, там-там-там, там, тарльям, тарльям, там-та-та… Слышите, какая красота? А какая ирония, а?.. Какой могучий пафос русского духа? Какое превосходство?.. Какой глубокий философский смысл победителя заложен в этом марше. Глубокий!.. Слышите?! Так сказать, не можешь, значит не лезь к нам, козел. А полезешь, таких пизд… извините, поджопников навешаем — мало не покажется. Правильно, я говорю, нет? — это уже вопрос к музыкантам.

Музыканты, с энтузиазмом, будто сами и написали, кивают головами — классный маршок, точно!

— Вот и я, полковник Ульяшов, всем, всегда, везде и говорю: нет ничего лучше военной музыки. Нашей, конечно, военной музыки! — предупредительно подняв указательный палец, продолжает повествовать воспитательный полковник. — Она сильно мужскую кровь разгоняет! Не хуже той водки. Русской водки, конечно, понимаешь. «Московской», «Столичной»… Да! Гхе-гхым-м-м… Особенно я люблю этот вот марш: вступление в наш Будапешт. О-о! Там, тарльям, тарльям, та-та-та!.. И другие марши тоже. Эх, товарищ дирижёр, разбередил душу… Ну-ка, вжарь-ка ещё разочек. Давайте, ребятки, давайте, разверните нам его, покажите…

И вновь взрывается фейерверк звуков, упорядоченно нацеленных на высокий патриотический лад.

Полковник стоит, полуприкрыв глаза, выпрямившись, как Наполеон перед проходящими войсками, впитывая энергию марша, гордясь ею, собой… и гости так же.

Звенят тарелки… Бухает барабан… Тонкую нить темы ведут то трубы, то кларнеты, перебрасываясь музыкальными фразами с нежно пиликающими флейтами. Их, вовремя подчеркивая, дружно подпирают агрессивные тромбоны. Туба-бас внушительно убеждает, бу-бухает звуками, словно паровой молот. Сыплет прерывистой дробью малый барабан, гордясь прямолинейности силы своего брата — большого барабана. Не отстают, выводят свою партию загогулистые раковины валторн. Тут же и мягко звучащие баритоны… А об альтушках и говорить нечего, они всегда на месте, ис-та, ис-та… как тут и были. Да и как без них? Марш, меж тем, летит!.. Звенит тетивой приятно пощипываемых нервов! Гремит гусеницами невидимых танков… Многоголосым ором маршевых солдатских колонн в сто двадцать шагов в минуту. Тик в так! Как положено. Пробивает музыка… Ох, как пробивает! Слышите?! Прямо до основания пробивает, до… Но заканчивается. Гаснет… сверкая ещё отсветами в глазах слушателей, звуча в ушах, отзываясь в руках, ногах, в…

— Ух-х!.. Вот уж мощь, так мощь! — сжимая кулак, полковник восхищённо трясёт ими перед собой. — Как сто тысяч вольт прошибает! Ага!.. Великое это дело, понимаешь, музыка… великое. Молодцы, музыканты, молодцы! Не зря хлеб едите, я скажу, не зря. Спасибо, сынки, спасибо. — Поочередно жмет руки сидящих в первом ряду музыкантов. — Спасибо, старшина, спасибо, товарищ подполковник, порадовали душу. Правильно я говорю, нет? — Это вопрос к гостям.

— Да-да, здорово! — в голос соглашаются они.

— Отличная музыка.

— Хорошо звучит. Прошибает!

— Еще бы!.. — улыбается полковник. — Еще ка-ак звучит! Молодцы, в общем!.. Ну ладно, ладно, потешили душу. Потешили. Гхе-кхым, — прокашливается. — Мы что зашли-то… — предупредительно быстро поднимает руки перед собой, давая музыкантам понять, что играть больше ему не надо, он о деле. — Тут есть одна чрезвычайно интересная новость для вас, господа музыканты…

В классе повисает мертвая тишина. Люфт-пауза, можно сказать.

Вытянувшиеся шеи и лица музыкантов, догадливо говорят о возможной какой подлянке, с внеочередным каким нарядом… Или другой какой проверкой. Действительно, что хорошего командование может придумать?! Ничего!

— …К вам в оркестр, на стажировку, в плане закрепления дружественных, значит, отношений с вероятным, правильнее сказать, гкхе-гхым… бывшим вероятным противником, — у нас же сейчас, ха-ха, — коротко смеется, — уже нет же конкретного противника, правильно, да! — направляется лейтенант американских военно-морских сил… — ищет по карманам спасительный листок, почему-то не находит, машет на это рукой… — господин, э-э-э, Гилл Мак… — произносит с запинкой. — …кинли, какой-то… из Блока НАТО. Американец или англичанин, значит, или хрен их там поймет. А может и негр какой… — вновь хихикает. — Вот. Музыкант тоже, написано, вроде вас, и даже их местный композитор, к тому же… с предписанием сроком на трое суток… может и меньше… если в целом… Вот так, значит, к вам.

Мертвая в начале тишина, зашелестела недоуменными восклицаниями, потом и вопросами:

— Не может быть!..

— А почему это к нам?

— Негр? А зачем?

— А он… Что он делать-то у нас будет, этот Мак… как его там?..