– Кис, ты что-то меня сегодня обижать вздумал!

– Тогда где это дело?

– Значит, нету.

– Вот-вот, и я о том же… Стало быть, тому следаку, что нападением на инкассаторов занимался, лапу позолотили… Камышев тут значится, ты его знаешь?

– Шапочно. По-моему, он уже на пенсии.

– Координаты найдешь?

– Без проблем. Ты хочешь сам?..

– Тебе ж работы будет меньше!

– А тебе зачем лишняя? Денег вроде никто не платит…

– Хм…

– Потому что Михаська?

– Ну.

– А я, значит, сволочь последняя?

– Почему? – искренне удивился Кис.

– Я ж сам не отреагировал… Тебе перекинул!

– Ты чего, Серег? Ты отреагировал: ты мне перекинул!

Серега на мгновение прикрыл глаза, потом посмотрел на друга. В глазах его была неземная печаль, столь ему не свойственная, что Алексей поразился.

– Это потому, что у меня детей своих нет… – добавил Серега. – Вот почему! Я зачерствел, Кис!

– Ты чего, блин? Это происки Лариски на тебя так подействовали? Во, дурак, купился!

Серега снова ответил ему печальным взглядом своих серо-голубых глаз.

Между серым и голубым немало оттенков, и Серегины глаза были способны принимать их в зависимости от настроения и ситуации. Могли отливать стальным, беспощадным; могли подернуться туманом, ласковым, как шерсть персидской кошки; могли безмятежно голубеть, как чистое сентябрьское небо, или быть пронзительно-угрожающими, как вода в горном озере в ожидании близкой грозы.

– Проехали, – произнес Громов. – Подожди малек, узнаю координаты следака.

* * *

Минут через двадцать у Алексея Кисанова был в руках адрес и телефон Камышева Николая Константиновича, следователя, который вел дело о нападении на инкассаторскую машину, испарившееся из архива.

Проживал он в ближнем пригороде, в Долгопрудном, куда детектив и направился, не теряя времени. Звонить и предупреждать о своем визите он не стал: он придерживался правила внезапности. Так, без времени на подготовку, меньше фальши, меньше лжи.

Вышел, однако, облом. Дверь ему открыла красивая интеллигентная женщина лет шестидесяти, одетая в нарядное платье из тонкой ткани с пастельным цветочным рисунком. Волосы ее с сильной проседью были забраны в высокую прическу и заколоты гребнем из слоновой кости.

– Кока? Он сегодня на репетиции хора…

Как оказалось, Николай Константинович, он же Кока, ныне заделался хористом при ближней церкви. Алексей счел церковь не самым лучшим местом для разговора, отчего, выяснив у супруги примерное время возвращения хориста к родному очагу, вернулся в свою машину. Он рассчитывал выждать означенное время и снова подняться в квартиру, но вышло иначе: Алексей его узнал при приближении к дому. Как, он и сам не понимал. Фотографии или даже устного описания бывшего следака прокуратуры он не имел, но каким-то чутьем опознал в седом мужчине с юным румянцем на щеках и благостным выражением лица того самого Коку.

– Николай Константинович? – окликнул его Кис полувопросительно.

Мужчина, уже приложивший магнитный ключ к кодовому замку подъезда, обернулся.

– Я. Чем могу быть полезен?

Алексей приблизился не спеша. Следак ждал, безмятежно поглядывая на него.

– Я частный детектив. Сейчас работаю вместе с Петровкой по одному делу, корни которого уходят в ту эпоху, когда вы…

– О, прошу вас! – он придержал дверь подъезда, им уже открытую. – Знаете, былое никогда не отпускает нас… Оно всегда с нами! Я буду рад, если сумею вам помочь!

Выражение благостности не покидало его лицо, и Кис счел, что ему это на руку. Если мужик не придуривается, конечно.

Они поднялись на лифте на третий этаж, вошли в квартиру.

– Катенька, сваргань нам с гостем чайку, пожалуйста! – молвил Николай Константинович и указал детективу на дверь одной из комнат довольно просторной квартиры. – Располагайтесь!

Кис не заставил себя упрашивать. Комната служила, по всей видимости, кабинетом: большой письменный стол завален бумагами, в центре его царит огромный экран компьютера.

– Мемуары пишу, – доверительно сообщил Николай Константинович. – У меня столько интересной информации, столько мыслей накопилось! А это Катеньки картины, – указал он на несколько вполне приличных пейзажей и цветочных натюрмортов, развешанных по стенам. – Художница она у меня, известная! – произнес он с гордостью. – Прошу вас, присаживайтесь! – кивнул он на глубокое кресло возле стола.

– Я к вам вот по какому вопросу: семь лет тому назад был арестован…

– Давайте подождем, пока Катенька нам чаю принесет!

Кис кивнул. Привычки к конспирации следак не потерял!

Наконец Катенька – какая же красавица, снова залюбовался Кис ее благородными чертами – внесла на подносе фарфоровый чайник, две фарфоровые же чашки, серебряные ложечки, сахарницу и тарелочку с выпечкой. После чего она выплыла из комнаты, оставив мужчин одних.

– …Гарри Балатаров, – произнес Алексей. – Он обвинялся в нападении на ювелирный магазин, – но там он был не один, с сообщниками, которых не выдал. Однако за ним тянулся шлейф, несколькими годами ранее он подозревался в нападении на инкассаторскую машину… Вот им-то вы и занимались. Помните?

– Конечно, – кивнул Кока. – Гарик… Как его забыть! Я его допрашивал несколько раз. Такой интересный типаж!

Кис хотел сказать: только дело, которое вели вы, странным образом пропало… Но не стал. Если этому Коке кто-то позолотил лапу, то следует избегать намеков на его причастность к исчезновению фактов и улик: детектив сюда не для обвинений пришел, а за информацией. Посему он произнес фразу нейтрально:

– Но за прошедшие годы многие досье были утрачены… Однако ж сегодня, видите ли, давние дела вспыли. И вот в связи с чем…

Алексей, не жалея красок, живописал приход мальчика Михаськи с просьбой найти маму. Если этот следак теперь и впрямь ударился в религию, то, бог его даст, он скажет правду!

– …Драгоценности эти нигде не засветились за годы заключения Гарика, – продолжал он, – отчего можно предположить, что он их умело спрятал. При аресте Гарик никого не выдал, надеялся, видимо, что этим отмоется от долга дележки… Не тут-то было! Думаю, что по выходе Гарика на свободу его старые подельники затребовали свою долю, отчего и похитили его вместе с бывшей женой Юлей. Возможно, в данный момент пытают… Что скажете, Николай Константинович? Где мне искать их? Как нам спасти мать Михаськи?

– Юля… Юлечка… Помню ее! Беседовал с ней, когда вел дело о нападении на инкассаторов. Такая очаровашка!

Черт побери, о чем он?!!!