– Нет, физика. Михайло Васильевич, матушка, прежде всего светоч наук, а не одописец придворный. А я сейчас, Катерина Алексеевна, в химию да физику по уши влюбился!

Екатерина подавила вздох. Какая физика, ежели война на носу? Ну да каждому свое. Жаль только, что не выйдет из «Гри Гри» министра. А ведь при его-то способностях…

Взяла чистый лист, снова заскрипело перо. Орлов меж тем книгу положил на колени и о чем-то глубоко задумался.

– Матушка, а что, ежели крестьянам собственность даровать? – спросил он императрицу, устремляя на нее задумчивый взгляд с дивана.

– То есть… как же? – не поняла Екатерина, мысли которой были заняты острым вопросом – Польшей.

– Да я вот и сам подумываю: как? Попробую. Рабом мужичку быть не годиться – все беды от злоупотребления властью помещика. А без земли как он проживет? Земли свои, стало быть, могу я ему как бы внаем давать, а там…

Григорий задумался. Потом бросил книгу.

– Матушка, – попросил, – сделай милость, подай бумагу да карандаш!

Екатерина изумилась: ее Гри Гри что-то писать собрался! Дело небывалое.

– Оду сочиняешь?

– Сроду стихами не баловался! С этим к Потемкину надо было. Так… мысли некие…

Это были черновые наброски, которые еще пригодятся Григорию Орлову, когда он станет президентом созданного им Вольного экономического общества – первого научного общества России. Экономика хозяйствования привлекала Григория так же, как и физика, теории он мог спокойно проверять на практике, и мысли о даровании крепостным крестьянам лучшей участи с пользой для общего дела возможно было осуществлять в собственных, огромных, по милости государыни, владениях. Мужички его обожали, граф это знал и, в свою очередь, умел видеть в человеке любого сословия и состояния прежде всего человека. Много десятилетий пройдет, а потомки мужичков орловских будут хранить благодарную память о братьях…

Екатерина продолжала писать. Мысли об ограничении крепостного права давно волновали и ее, но эта была больная тема, требующая особого раздумья. А сейчас Орлов ее мения так и не дождался.

Тонкая, едва зримая трещина взаимного непонимания уже пролегла в их союзе, казавшемся нерушимым…

* * *

…Пили много и весело. Песельники соловьями заливались. У Ошерова двоилось в глазах. Сладенько улыбаясь, наблюдал он, как к дочке хозяина заведения пристает молодой капитан. Девица смеялась, жеманилась, видно было, что понарошку. Перед Сергеем их было в данный момент две – белолицые, полногрудые красавицы-близняшки.

С шумом растворилась дверь, все глаза обратились на огромную фигуру вошедшего, даже будто попритихло все. Алехан Орлов уселся за столик, скинул шляпу, потребовал водки.

– Эх, хоть мы ныне и сиятельные, но тряхнем стариной!

Слуги кабацкие забегали – такая особа! Орлов заметил Ошерова, нахмурился и даже не кивнул ему. На днях он из собственных средств оплатил громадный карточный долг Сергея. Деньги юноши таяли, а жалованья на такой жизненный размах не хватало. Орлов помогал ему понемногу: во-первых, жалея – сирота, без отца вырос, во-вторых, чувствуя себя виновным – уж не на него ли во времена не столь давние наглядевшись, разошелся мальчишка? По-отечески уговаривал остепениться.

– Ведь юнец совсем, – поучал неугомонного друга, – зачем с ранних лет топить в вине дарования? Мы, Орловы, другое дело, нам положение нынешнее и во сне не снилось, вот и пили, потому что девать себя было некуда. А перед тобой такая дорога! Ну, хочешь, буду просить за тебя царицу? На каком поприще желаешь Отечеству служить, говори?

В ответ Сергей хмурил тонкие стрельчатые брови и молчал, закусив губу.

– Эх! – вздыхал Алехан с досадой. – Себя не любишь, так хоть мать и сестру пожалел бы!

Когда Сережа, разошедшись не в меру, проиграл такую сумму, что и продав уральское именье не сумел бы выплатить долг, Орлов, узнав о беде друга, без раздумий помог ему. Взял, однако, слово, что Ошеров все кутежи и игры бросит. Сережа обещал. И вот опять Алехан видит его в кабаке!

Самого-то графа привела сюда сокрушившая печаль сердечная, о которой, кроме него самого, ни единый человек не ведывал.

К Сергею подсел преображенец Мишка Стеблов.

– Чего сидишь одинешенек? Что-то и к Орлову не подойдешь, – добавил с явным злорадством. Тесной дружбе Ошерова с Алеханом завидовали многие.

– Отстань, – вяло пробормотал Сережа.

– Э, да ты совсем того! Куда взглядом столь сильно приковался? Эй! На кого-то глядишь-то, спрашиваю? На Аленку? Ну, баба что надо, знатная, слюнки текут. Слушай, – зашептал прямо в ухо, – хочешь, мы это дельце обделаем? Ты при деньгах, а? Ну, она согласится. Точно говорю.

– Отстань! – повторил Сережа.

– Что? Не хочешь Аленку? – удивился Стеблов. – Ну, а Глашку? Знаешь Глашку? Это, я тебе скажу, такая штучка, такой перл! Мочи нет глядеть на твое одиночество.

– Слушай, Стеблов, – заикаясь, возразил Ошеров, – иди-ка ты от меня. Не надо Глашки, – и тут же по-детски доверительно шепнул: – Я, Мишк, с женщинами-то еще того… не знался совсем.

– О! Ну, так и быть! Для сих целей уступаю Каролинку. Каролинка – это да! У нас с ней нежне-е-е-йшая дружба! Но для тебя, для друга своего…

– Да пошел ты! – вдруг вскрикнул Сергей. – Не нужны мне ваши дешевые грации!

– Э, брат! – вспыхнул Мишка. – Да ты, брат, загордился совсем, с Орловыми дружбу водя, – он спьяну забыл, что один из Орловых сидит у него за спиной. – Тебе что, как Гришке что ль, принцессу какую подавай?

– А хотя и принцессу!

– Ну так попроси же, попроси Гришку с тобой царициной любовью поделиться! – заводился пьяный Мишка. – Авось не откажет дружку, небось…

Сильно охмелевший преображенец не успел закончить речь. Мощный удар в лицо отшвырнул его к противоположной стене. Алехан презрительно плюнул сквозь зубы:

– Дурак!

И взяв Сергея за плечо, поднял его, круто разворачивая к двери.

– Пошли, красавец, потолкуем! По-нашему. По-орловски.

Притихшие кабацкие завсегдатаи провожали их испуганными взглядами.

Выведя Сережу на свежий воздух, Орлов принялся трясти его, словно яблоню.

– Ты это что, а?! Ты мне слово давал! Вот каково твое слово дворянское!

– Я, Алексей Григорьевич…

– Или мозги совсем куриные?! Ты с ума спятил? Ты о чем с этим дураком толковал?

– Я не думал… Этот Стеблов… Что он, сволочь, мне своих тварей подсовывает? Да меня принцесса любила!

– Ну, брат, допился!

– Не верите мне? Ну и не надо! Была принцесса…

– Была, так была, – отмахнулся Орлов.

– Ее звали Августа Тараканова.