ботинки. Мой член прилип к внутренней стороне бедра. Я отодрал его, и он безжизненно болтнулся между ног, словно сочная салями, висящая на витрине деликатесной лавки. Крепкой хваткой я взял его в руку. Я закрыл глаза и сосредоточился на дыхании. Перед моими веками проходят образы сексуальных мертвых женщин: растерзанные останки Ким Кардашьян, валяющиеся на железнодорожном полотне; Ариана Гранде, на полном ходу врезавшаяся во встречный автобус; Селена Гомес, получившая в еблет выстрел из дробовика.

- Ух ты, отличный стоячело! - я выглядываю из-под прищуренных век. Мой инструмент - железный прут. Барри показывает мне большой палец с другого конца комнаты, со сложенной лестницей под одной рукой и видеокамерой, закрепленной на штативе, перекинутой через другое плечо. - Готов намочить свой член, жеребец?

- Клянусь, блядь, Иосифом и Марией - я запердолю этой красотуле!

- Ладно, раздвинь ей ноги и сначала трахни ее пиздятинку, - говорит Барри глядя в окуляр.

Я раздвинул ноги Дарлин. Ее пизда похожа на опоссума, которого обглодали на шведском столе. Я забираюсь сверху на мертвую девушку, накрываю ее пизду членом и трусь своей пурпурной головкой между ее зеленых половых губ. Мои руки хватаются за края каталки, и я проникаю внутрь ее мохнатой морской пещеры.

- Да, детка, ты прямо как девственница.

Дырочки у мертвых цыпочек всегда тугие. Это как-то связано с процессом разложения.

- Покажи немного нежности для наших зрительниц, парень. Поцелуй ее. С языком!

Барри знает, как увеличить нашу прибыль, поэтому я не спорю. Ранний выход на пенсию, - напоминаю я себе. - Подумай о белых песчаных пляжах, кокосовом роме и о том, как весь день охуенно греться под лучами яркого солнца. Я прижимаюсь к ее рту и просовываю язык между ее резиновыми, безжизненными губами. Ее язык покрыт кусочками песка и мокрой коркой, похожей на дохлую рыбу.

Я глубоко ввожу свой член и врезаюсь во что-то твердое. Мой член сгибается и острые иглы пронзают мою головку. Я завываю от страха и боли и дергаюсь назад. Длинная, склизкая черная штука прикреплена к концу моего члена.

- Господи! Он вцепился в мой член! Убери от меня этого ублюдка!

Я кричу и кружусь на месте, крутясь вокруг своей оси.

- Это просто угорь. Не шевелись.

Барри хватает головку и его пальцы разжимают челюсти. Он держит его на расстоянии вытянутой руки и любуется сверкающей змееподобной рыбой.

- Ух ты, какая красота. Ты должен гордиться тем, что поймал ее.

Угорь извивается и бросается на него, он швыряет его через весь морг.

Я смотрю на глубокие проколы на своем члене. Капельки крови разлетаются по моим ногам. Барри вытирает руки о носовой платок и передает его мне.

- Вот, промокни.

Как же это портит настроение. Я меньше всего ожидал, что мой член будет укушен угрём. Должно быть, эта чертова тварь забралась в ее пизду, когда она была в реке. Барри, как и прежде, занимает свое место за камерой. Мне нужно несколько минут, чтобы прийти в себя. Я закрываю глаза и возвращаюсь к своим фантазиям о мертвых знаменитостях, пока снова не становлюсь твердым.

- Время трахать жопу! - крикнул Барри.

Я прижал головку своего кровоточащего члена к заднице Дарлин и проник внутрь. Ощущения приятные, как трахать обосранную задницу на следующий день после того, как ее владелица наелась в "Тако Белл". Я сильно надавливаю. Из глубины живота Дарлин доносятся громкие булькающие звуки, и густая черная слизь растекается по моим яйцам и бедрам. Каталка шатко шатается под нами, пока я долблю мертвичинку.

- Да, малышка, возьми мой член! - cтону я.

Глаза, цвета вареного яйца, смотрят на меня. Это так охуительно. Я сейчас кончу. Я задыхаюсь, когда удовольствие пульсирует по моему стержню.

- О, Боже, я кончаю!

Мои яйца напрягаются, когда я изливаю горячее семя в разлагающиеся кишки.

Барри возится с камерой, регулирует лестницу и забирается наверх. Он сидит на вершине, как волосатая средневековая горгулья.

- Давай жеребец, чего ты ждешь? Обхвати губами ее дырочку!

Я использую платок с пятнами крови, чтобы промокнуть пенящееся и пузырящееся анальное отверстие. Глубоко вдохнув, я растягиваю рот над неправильной формы отверстием. Траханье трупа в задницу не гарантирует целостность плоти. Мой язык зарывается в колодец жижи, вытекающей из нее. От горького вкуса у меня слезятся глаза.

- На счет три.

Барри встает.

- Раз, два...

Он стоит на краю.

- Три! Пиздошу!

Барри спрыгивает с лестницы, подтянув колени к груди с дебильной ухмылкой на лице. Он приземляется в центр трупа, и живот Дарлин сдувается. Приливная волна хлюпающих, жидких внутренностей проникает в мое горло и выплескивается из носа.

- Сосни говнины! - радостно и весело кричит Барри, подпрыгивая вверх-вниз на обмякшем торсе.

Я глотаю мерзкую смесь, тяжело дыша. Глотаю, чтобы сдвинуть свернувшиеся комки, застрявшие в моем горле.

Поток ослабевает до струйки, и я опускаюсь между жировыми складками бедер Дарлин. Из моего растянутого кишечника вырывается отрыжка. Срыгиваемая жижа заполняет мой рот. Внезапно мне становится нехорошо, и я извергаю рвоту на себя, Барри и мертвую девушку.

Барри пытается защититься от шквала блестяще-коричневой блевотины, но уже слишком поздно. Его недоуменное выражение едва заметно под пенистой жижей, стекающей с его лица.

- Прости, Барри.

Я изо всех сил стараюсь не рассмеяться и возвращаю ему его мокрый носовой платок.

- Вы - ебанутые ублюдки! - произносит Коби из дверного проема.

Я поднимаю голову и вижу, что санитар стоит перед распашными дверями. За ним стоят трое незнакомцев. Один из них одет в полицейскую форму. Мужчина и женщина рядом с офицером бледные и со слезящимися глазами. Коби делает шаг в сторону.

- Позвольте представить вам мистера и миссис Уильямс, родителей погибшей. Они пришли опознать тело своей дочери.

Женщина разражается придушенными рыданиями и падает в объятия мужчины.

Я выдыхаю прядь черной слизи. Позади меня раздается ритмичное шлепанье угря по кафельному полу.

"КОВИД-19"

Теплые лучи калифорнийского солнца проникали сквозь оконные стекла, прямо на эбеновый мех Обамы. Он свернулся калачиком в щели между бедер Кейтлин, рядом с тихо похрапывающей Хиллари. Кейтлин погладила его мягкое тело. Шерсть большого персидского кота была шелковистой и горячей. Кейтлин откинулась на сиденье у окна, поднесла губы к концу соломинки и сделала глоток мокачино, после чего быстро натянула медицинскую маску на рот.

У нее был первый утренний перерыв на кофе. Потребовалось несколько недель, чтобы привыкнуть к