В этом интересном деле мне гораздо более повезло в изготовлении прибора, который способен уничтожить то, что может сделать с живой материей эликсир. Оказывается, если направить на фантомы волны с определенной частотой, то действие эликсира заканчивается. Излучение губительно для фантомов, которые перестают быть таковыми… Однако, есть ещё одно «но». Самое страшное, что нацисты придумали, как использовать эликсир в своих интересах. А вот этого я уже не могу так просто оставить. Это сильнее моих амбиций, как учёного, как представителя науки. Нацисты зашли слишком далеко! Моя совесть не может допустить, что я могу быть причастен к осуществлению их замыслов. Сначала они уничтожат евреев, потом примутся за другие национальности, которые, согласно доктрине фюрера, не имеют право жить на земле. Не уверен, что во всех человеческих бедах виноваты евреи, первыми ощутившими на себе геноцид со стороны нацистов».

В памяти Шиманского всплыли события недавнего прошлого, когда опытам стали подвергаться люди. Альберт Руф передал желание фюрера, чтобы эксперименты были продолжены над людьми. Шиманский был готов к этому, так как стал догадываться – рано или поздно это случится. Началась война и этот «рабочий» материал – пленные, был предоставлен в необходимом количестве. Опыты над людьми начались после того, как был изготовлен прибор для уничтожения фантомов, в которые превращались люди после своей физической смерти, которым при жизни в кровь ввели эликсир.

* * *

…Молодой поляк, доставленный в лабораторию, был первым, кому предстояло на время стать бессмертным. Это был худощавый, изможденный, заросший щетиной капрал. Он, покашливая, тревожно смотрел на присутствующих, одетых в медицинские халаты, и как будто догадывался, что его собираются как-то использовать, и что живым он отсюда уже вряд ли выйдет.

Капрал, волнуясь, быстро заговорил по-польски:

– Я один у матери. Недавно погибли два моих брата и сестра. Мать не выдержит, если я не вернусь домой. Что вы будете со мной делать?

Конвоиры грубо усадили его в кресло и привязали. Поляк продолжал причитать до тех пор, пока не почувствовал, как ему в вену вводят раствор. Он с ужасом смотрел на свою руку и дрожал мелкой дрожью.

Шиманский испытывал к нему чувство жалости, но опыты зашли слишком далеко. К тому же он пока не решался выступить против осуществления этих экспериментов. Шиманский проделал манипуляции с приборами, включил их в электросеть. По заранее оговоренным условиям он отказался принимать прямое участие в убийствах. Присутствующие на опыте Руф и двое сопровождавших его высокопоставленных людей возражать не стали, хотя кое-кто саркастически и усмехнулся по поводу мягкотелости профессора.

– Господин Шиманский, – спросил один из них. – Есть ли разница в том, каким способом будет умерщвлен подопытный?

– Принципиальной разницы нет. Но я прошу, чтобы на моих опытах это происходило как можно гуманнее.

Профессор понял впоследствии, как он тогда заблуждался! Оказалось, что чем драматичнее уход человека из жизни, тем более сильный шок переживает фантом.

Шиманский отошел в сторону, предоставив палачу сделать свое дело, и отвернулся к стене. Оглянулся, вздрогнув, на пистолетный выстрел. Голова жертвы была предварительно укутана простыней и прострелена. Лаборатория, таким образом, не была испачкана кровью и мозгами бедняги.

– Это, по-вашему, гуманно!? – вскрикнул Шиманский.

– Смерть от огнестрельного ранения в военное время более предпочтительна, да и научная чистота эксперимента соблюдена, как того требуют обстоятельства, – спокойно ответил Руф.

Последующие события потрясли всех, включая самого Шиманского. Он предусмотрел не всё, и не мог заранее предвидеть, что человек, которого насильно лишили жизни, это не безобидное подопытное животное, такое как жаба или маленькая обезьянка, не обладавшие разумом при жизни. Фантом человека приобретал огромную силу, а также другие способности.

Руф, который казалось, всегда находился в приподнятом настроении, громко спросил куда-то в пустоту на ломанном польском языке:

– Эй, капрал, как вы себя чувствуете?

Тишина была ему ответом. Но это только было в первые несколько секунд. Затем из ниоткуда послышались знакомые покашливания и всхлипывания подопытного военнопленного, возобновившего свои просьбы о помиловании. Все, присутствовавшие в лаборатории, с удивлением переглянулись. Настроение у Руфа стало еще лучше.

– Капрал, как вам новое состояние? Ваша матушка обрадовалась бы, если вы вернулись вот таким домой? Хочу вас огорчить, таким вы тоже не останетесь.

Со столика поднялся графин с водой. Капрал захотел выпить, но вода лишь вылилась на пол.

– Хорошо, великолепно! Ты мертвец, капрал! А мертвецам не нужны ни вода, ни пища! Посмотри на себя, ты сидишь в кресле с прострелянной головой! – продолжал издеваться Руф.

Присутствующие с трепетом наблюдали, как невидимый фантом медленно размотал простынь и обнажил обезображенную голову. И тут он, видимо, понял, в кого его превратили. Его голос изменился, стал весьма твердым и уверенным в себе, но Руф и пришедшие с ним люди еще не чувствовали для себя опасности.

– Проклятые нацисты! Я не знаю, что вы со мной сделали! Вы, наверно, меня убили, иначе, как это всё можно объяснить?! О, Матка Боска!

– Говори, говори! Что ты ещё можешь? Можешь поднять хотя бы стул?

Веселью Руфа пришел конец, когда стул взмыл в воздух и быстро полетел в его сторону. Руф явно не ожидал такого поворота и прекратил смеяться. Вслед за стулом полетел графин и угодил в голову одному из сопровождавших Руфа.

– Шиманский, достаточно! Включите ваши приборы и усмирите поляка! – приказал Руф.

Профессор подошел к оборудованию, но был внезапно отброшен в сторону – на его пути встал капрал. Справиться с духом было не легко. Вероятно, капрал, свободный от тела, приобрел силу, ранее не ведомую ему при жизни в телесной оболочке. Он раскидал всех как детей и вдруг кинулся к охраннику, убившему его. Они стали бороться за право обладать пистолетом. Дух пытался вытащить оружие из кобуры, висящей на поясе убийцы. Конвоир яростно хрипел и сопротивлялся, он то легко отрывался от пола, то глухо падал.

– Профессор, что вы тянете?! – в полном отчаянии закричал Руф.

Но тот уже включил улавливатель и направил его в сторону отчаянно бьющегося охранника. На некоторое время под действием прибора капрал стал едва видимым, затем рассыпался, как песчаная фигура.

Все стали приходить в себя.

– Он не вернется? – взволнованно спросил Руф.

– Это исключено, – ответил Шиманский.

Руф окончательно оправился от шока, одернул на себе одежду. Затем подошёл к Шиманскому, взял за руку, крепко пожал её и торжественно произнес:

– От имени Великой Германии и от имени нашего фюрера выражаю вам благодарность!

Затем направился к выходу, его люди поспешили за ним.