спонтанно, но выглядело, как домашняя заготовка. Эрик в боксерской стойке раскидывал руками. Каждому досталось по одному удару, после чего все оказались на полу. Результат нокдауна атакующих не устроил. Они, предприняв очередной штурм, получили дополнительную порцию тумаков и только потом смирились с положением дел. Двое находившихся в эйфории с интересом наблюдали за событиями. После бесспорной победы Эрика один вскочил и зааплодировал: «Браво!». А второй со словами «Как она поправила!» побежал в сторону балкона, зацепил электрический провод, оторвал контакт с патроном, отключив свет, и на том же ходу, воспользовавшись отсутствием окон, выпрыгнул с первого этажа. Прокатился кубарем пару метров и радостный побежал дальше.

Тем временем Инал, стоявший на стреме, услышал громыхания в квартире и разволновался. Имея установку бежать за помощью в случае чего, он, заметив вылетевшего с балкона человека, тут же забыл ее. Логика, которую он считал сильной стороной, покинула его. Он не прикинул, что, если там разобрались с двумя более сильными людьми, то от него толку не будет. Придерживаясь с точностью до наоборот того, чего от него требовали, Инал вбежал в подъезд. Верно почувствовав движение в дверном проеме, он вытянул шпагой руку и, закрыв в темноте глаза, с криком бросился вперед. Алиас с Эриком спешно покидали квартиру. Впереди шел Алиас, когда кулак Инала пришелся ему прямо в лоб. Благо, сзади подхватил Эрик.

Возвращаясь домой по вечернему Мухусу, Алиас шутливо отметил:

— Инал, мне в темноте показалось, что кто-то на меня поднял руку.

— Ох, Алиас! Это все галлюциногенные пары, которыми ты надышался.

***

Ветеранов пригласили в апацху. Официанты, как пчелки, носились от кухни до зала, битком наполняя стол едой. Хрустящие, жареные поросята, мясистые черноморские камбалы, вертящийся на шампурах барашек и другие, приготовленные на костре в духе абхазской кухни после долгого копчения, блюда украшали стол. Большой ассортимент салатов, от привычных огурцов и помидоров до Цезаря из морских диковинок, которые некоторые защитники родины видели впервые. Напитки, по стоимости за бутылку равные зарплате любого приглашенного, ждали в холодильнике своей минуты. Музыканты, уплетая еду в конце стола, набирались сил, чтобы подогреть вечер жаркими песнями.

Инициатор пира Максим Астахович, отец Сабины, уехал из Страны души с женой и маленькой дочкой задолго до войны. Начал карьеру в Москве с постройки олимпийских объектов в восьмидесятые годы. Социализм не позволил нажить состояние, зато помог обосноваться в столице, где он устроился юристом. Максим Астахович трудился по много часов в день, что позволяло ему совершенствоваться, как специалисту, а также штурмовать карьерную лестницу, обзаводясь нужными связями. Попав в круговорот московских буден, где работа сменяет дом, а дом работу, Максим Астахович забывал родные места. То времени нет, то дела неотложные, так и отвык. Много говорил об отдыхе на море, но дальше разговоров дело не шло. На абхазском языке, которым владел весьма неплохо, говорил несколько слов в год, обращаясь к жене в обществе, если желал что-то скрыть от окружающих. Общаясь с родителями по телефону, интересовался их проблемами, предлагал помощь, но гордые абхазские старики от всего отказывались. Напротив, ящиками отправляли мандарины, аджику, сушеную хурму и вязаные свитера для Сабины.

Десять лет пролетело как день. Развалился союз, в Россию пришли тяжелые девяностые, а в Страну души танки. По телевизору показывали Каркарашвили, обещавшего решение вопроса любой ценой, даже если придется стереть абхазскую нацию с лица земли. Так люди, жившие в одной могучей стране, стали врагами на несколько поколений вперед. Как и все абхазы, Максим Астахович стал перед выбором: воевать или не воевать. Решение далось быстро. Максим Астахович, не веря в сопротивление маленькой, но гордой Страны души врагу с населением в несколько миллионов, пожалев жену с дочерью, не лишил их кормильца, оставшись в Москве.

Раньше в домашнем кругу он гордился, что является гражданином Страны души. Воспитывал дочь по заветам предков. Без тоста не пил алкоголь. Всегда уступал старшим место в общественном транспорте. Теперь же с началом военных действий этот человек стал москвичом. Ему морально так было легче. Во внутреннем противоборстве он четко занял определенную позицию и, чтобы облегчить терзания совести, которым все же было место, избегал всего связанного со Страной души. Не приходил даже туда, где люди в Москве, кому не безразлична обстановка в Мухусе, обсуждали ситуацию и собирали для отправки гуманитарную помощь. Однажды позвонил родителям, предложил забрать в Москву, но отец стукнул телефонной трубкой о тумбочку так, что она разлетелась, а Максиму Астаховичу показалось, что он в Москве услышал этот звонкий удар.

Война прошла, Страна души освободилась от агрессоров, выгнав пришедших с мечами за реку Ругни восвояси. Народ радовался и плакал. Победа, свобода, независимость — награда за которую пришлось отдать храбрых сынов, всю инфраструктуру и попасть в блокаду.

Максиму Астаховичу, рыночная экономика, сменившая плановую, развязала руки. Используя хитрый ум и небольшие накопления, при тотальной поддержке удачи, он за три года сколотил огромное состояние. Скупал за гроши объекты и квартиры и спустя пару лет продавал в разы дороже. Капитализм пробудил в нем качества заядлого бизнесмена, а его познания в юриспруденции позволяли шить дела без швов.

Тут и вспомнилась ему Страна души. Двести сорок километров берега. Горы, красивее которых только горы. Климат, идеальный для человека. Недаром во времена союза там строилось большое количество здравниц. Даже товарищ, хотя нет, не товарищ, Сталин обожал эти места, возводя дачу за дачей, а потом одним росчерком пера присвоил Страну души заингурским товарищам. Хотя нет, не товарищам. Как будто Страна души плохо находилась там, где она находилась и, вытянув руки, просила её включить в какой-нибудь состав. Курорты Аргаг и Аднуцип несмотря на разруху, былую славу не потеряли. И все это оценивалось после войны задарма. Население с утра до вечера решало вопросы пропитания и выживания и не могло думать о выгодных проектах. А вот зажиточный бизнесмен с абхазской фамилией попал в среду, о которой мог лишь мечтать. С распростертыми объятиями на родине Максиме Астаховича встречать никто не собирался, но юрист отчаиваться не думал. Продумав все хорошенько, взял семью и вернулся на родину.

В Стране души отыскал знакомых ветеранов и сразу стал каяться. Плача, рассказывал, как душой все эти годы находился с ними. Соврал о якобы больной в то время Сабине, которую не смог бросить, и