— Это будет не столь захватывающая прогулка, как наша, — сказал Алек.

— Что ж, и в таких спокойных прогулках есть свои прелести.

Окружающий город всё ещё спал, когда они, миновав Морской Рынок, спустились вниз по окруженной стеной дороге Гавани к докам Нижнего города. Первый рассветный луч уже слегка позолотил крыши городских домов, в то время как небо на западе все еще усыпали звезды. Был час прилива, и волны бились о каменный парапет. Ветерок с суши слегка волновал спокойную воду гавани.

Здесь уже вовсю кипела жизнь: рыбаки возвращались на своих лодках, освещенных фонарями, торговцы рыбой открывали лавки, а бездельники всех сортов расползались из таверн и борделей.

Команда Жаворонка тоже была на ногах. Это был укрепленный, хорошо оснащенный галеон, на борту которого помимо команды и эскорта находились вооруженные лучники. Капитан встретил их на причале, полный нетерпения, ибо боялся упустить время отлива.

— Не могу пообещать Вам легкого плаванья в это время года, милорды, — предупредил он.

Серегил рассмеялся:

— Доставьте нас живьём, и я буду доволен.

Микам пожал им руки, в то время как их скудный багаж заносили на борт.

— Что ж, значит до встречи через месяц — другой?

— Непременно заедем в Уотермид поохотиться, — пообещал Серегил, неохотно выпуская руку друга.

Микам остался одиноко стоять на причале, опираясь на свою трость, и глядя, как судно встает на весла и ложится на курс. Серегил задержался на палубе, глядя, не уедет ли он, но Микам всё ещё оставался там, покуда можно было видеть.

Алек присоединился к другу, и тоже стоял там, облокотившись о борт, пока они проходили через каменные молы и до тех пор, пока берег совсем не скрылся из виду.

— Он такой забавный, и по-моему, мне теперь тоскливее без него, чем в те долгие месяцы на севере.

— И мне…

Алек провел пальцем вдоль левой руки Серегила, слегка касаясь двойной линии синих пятен — то была память об их первой поездке в Ауренен. Укус дракона такого размера считался весьма опасным. Отметины, остававшиеся от синего лиссика, должны были принести счастье. По крайней мере тому, кто выжил, а Серегилу чертовски повезло, что, несмотря на такую дозу яда, он не потерял руку. Алек сам пострадал гораздо меньше, когда крошечный фингерлинг прищемил мочку его левого уха. Синие метки были малюсенькими, но их было хорошо видно, когда он забирал волосы. "Ещё один комплект одинаковых ран", — подумал он, улыбаясь собственным мыслям. У них уже были одинаковые круглые шрамы от их самой первой поездки вдвоем: у Алек на ладони, у Серегила — на груди.

Грусть не отпускала их, пока они не вышли в открытое море, и лишь там, с зарей нового дня, обдавшей холодными брызгами их лица, былой восторг одержал верх.

— Как знать, — сказал тогда Алек, — вдруг Клиа снова возьмет нас в разведчики, когда сама опять станет генералом? Мы бы справились.

— Не дает покоя красивая форма Беки?

— Да нет, я просто подумал, что это будет лучше, чем снова выслушивать твои жалобы о том, как всё осточертело!

Серегил дернул Алека за косичку и подставил лицо ветру, вдыхая свежесть солоноватого бриза. Сердце его забилось быстрее. Алек был, конечно, прав, хотя он и не собирался признаваться ему в этом.

ОСИАТ ОКАЗАЛСЯ милостиво спокойным для этого времени года, и их поездка, хоть они и страдали от холода, была беспрецедентно легкой. Серегил и Алек коротали время, играя или распевая песни с моряками. Эскорт, что Фория дала им, был маленький — лишь десять человек. И они были бы вполне нормальной компанией, если бы не их командир, Лорд Транеус.

Остроглазый молодой мужчина, гордый и откровенно честолюбивый, капитан Транеус был любим своими подчиненными, но никем больше. С Серегилом и Алеком он держался до подобострастия вежливо, но время от времени они ловили на себе его слишком пристальный взгляд, и это было не очень-то приятно. Помня предупреждение Магианы, Серегил был в ответ холоден, пользуясь преимуществом благородного происхождения. Алек всего лишь старался держаться от него подальше.

Если не считать этого, Алеку нравилось, что они снова плывут по воде, и он коротал время, помогая матросам, или наблюдая за дельфинами и высматривая фонтанчики китов. Ночами он и Серегил закутывались в теплые плащи и растягивались на крышке люка, наблюдая, как звезды просвечивают сквозь оснастку корабля.

До сих пор Серегил ни разу не заводил разговора о предстоящей встрече со своим кланом, хотя это должно было произойти впервые со времени их с Принцессой Клиа миссии в Сарикали.

— Ты рад, что возвращаешься? — спросил Алек на вторую их ночь в море.

Серегил улыбнулся.

— Да. На сей раз всё кажется чуть легче, не так ли?

— Надеюсь, мне удастся познакомиться с остальными твоими сестрами?

— Возможно, — но в голосе его не было ни уверенности, ни особого восторга.

Из четырех сестер Серегила, только две простили его за проступок, совершенный им в юности. Азриель, та, что воспитала Серегила после смерти их матери, была теперь кирнари Боктерсы, и Алек был рад, что познакомился с нею, когда они были в Сарикали. Мидри, вторая из старших сестер, была не столь радушна, как Азриель, но она была добра к Алеку и, по крайней мере, терпима к своему своенравному брату. Совсем иное дело — Шалар и Илина. Они оборвали все связи с Серегилом, когда тот был изгнан.

— Ты когда-нибудь злился на них? На своих сестер? — спросил Алек, разглядывая звезды. Он никогда не знал, как отреагирует Серегил на вопрос о его прошлом, особенно о его семье.

— Как я мог злиться? Я совершил преступление.

— Но тебя же подставил этот парень…Илар.

Серегил помолчал немного, затем мягко ответил:

— Мне следовало узнать его получше.

— Я не понимаю. Ты же был почти ребенком…

— Не удивительно, ведь ты вырос не в Ауренене.

— Хмм. Похоже, нам обоим нечем похвастаться, что касается наших семей.

Алек знал только своего отца — человека, вместе с которым они жили, по сути, скрываясь от людей его матери, хазадриэлфейе. Ее собственная родня убила ее за то, что она полюбила чужака, а потом пыталась выследить Алека и его отца, чтобы расправиться и с ними. Алек рос, считая себя человеком, пока Серегил и Нисандер не открыли ему правду. Самое печальное во всем этом было то, что оставалось неясно, почему хазадриэлфейе так вели себя, и почему им не нравилось, что его отец не был одним из них. Даже оракулы в Сарикали не смогли ничего сказать об этом.

Серегил протянул руку и провел ладонью по лбу Алека.

— Будешь хмуриться — наживёшь морщины. Ну что случилось, тали?

— Ничего, о чём ты не слышал раньше.