— И когда же это было?

Серегил пристально рассматривал тонкий шелковый полог.

— Через некоторое время после того, как я предстал перед судом. Коратан всегда держался очень любезно, а я всё никак не мог прийти в себя после…ну, в общем, ты и сам знаешь.

"Илара и Сонтир", — подумалось Алеку. Серегилу всегда тяжело давался разговор о соблазнителе, который стоил ему семьи, имени, родины, наконец. Алек хранил в своём сердце и это имя, и ту неприятную историю, которую Серегил рассказал ему как-то однажды. Он просмотрел на Серегила, оценивая степень беспокойства в серых глазах своего возлюбленного.

— Почему это так задело Форию — то что вы были с ним? — спросил он, наконец.

— Потому что она с самого рождения считала, что он принадлежит лишь ей. С близнецами часто бывает такое: сильное взаимное притяжение. У некоторых даже чересчур сильное, если хочешь знать мое мнение.

— Ты это серьезно?

Серегил пожал плечами.

— О них судачили много лет. К тому же ни один так и не вступил в брак, не правда ли?

— Но ведь её любовником был Лорд Бариус. Когда он скончался, она оплакивала его, словно собственного мужа.

— Верно, но он единственный, о ком мне известно. Коратан тоже не всегда спит один, но из тех, о ком мне приходилось слышать, никто не стоит серьёзного упоминания. Нет, он посвятил Фории всю свою жизнь, и так будет до самой его смерти.

— И она ненавидит тебя за то, что случилось почти сорок лет тому назад?

— Если есть что-то такое, в чём Фория превосходит других, тали, так это способность ничего никогда не прощать.

Исчерпав предмет разговора, Алек оставил Серегила в покое, но тот ещё долго не мог заснуть. Он ненавидел эту оглушительную тишину, которой всегда отгораживался Алек, когда ему становилось известно об одной из прошлых связей Серегила. В обычной жизни Алек был очень разумным и легким в общении, но когда речь заходила об этом, он всегда терял самообладание, хоть и не стал бы распространяться на эту тему. Всё, что Серегил мог тут предпринять, это старательно избегать темы. Он не чувствовал угрызений совести за своё прошлое, но ему было очень тяжело сознавать, что оно причиняет Алеку боль. Более всего ему сейчас хотелось бы притянуть упрямого мальчишку к себе и загладить свою вину, но Алек повернулся к нему спиной и, кажется, уснул.

Серегил же ещё долго лежал с открытыми глазами, следя, как по окну медленно ползут лучи восходящего солнца.

Далеко, за Осиатским морем, кирнари Вирессы, сидя на своём балконе, наслаждался поздним завтраком в компании старшей дочери, и глядел на тот же самый солнечный свет, танцующий внизу на волнах залива. В последнее время там было всё меньше кораблей, особенно с приветственными знаками Скалы. Зато три больших торговых судна, над которыми развевались штандарты Пленимара, стояли на якоре в устье залива: эти земли всегда были верным другом Вирессы.

Улан-и-Сатхил был уже стар, и его было не так легко удивить. Он не вздрогнул, когда крошечный бледно-зеленый огненный шарик вдруг вспыхнул в каком-то дюйме от его лица. Он сразу узнал волшебство Орески, но цвет отправителя был ему незнаком.

— Ты извинишь меня, дорогая? — сказал он.

— Конечно, Отец.

Сальяна ушла, как всегда оставив отца наедине с его делами. Можно было быть уверенным, что она никому ничего не скажет про странное послание.

Улан вытянул длинный палец и коснулся шара, как всегда удивляясь, что они не имеют ни температуры, ни определенной формы. Если он и не знал отправителя, то сразу узнал голос, который произнёс сообщение, едва растаяло свечение.

— Я наблюдал и ждал, как Вы и учили меня, Дядя. Из надёжного источника в большом дворце мне стало известно, что золотой приз отправляется на юг, в Гедре, уж завтра, и полетит он на крыльях жаворонка. Не имеющий имени будет с ним вместе.

— Ага, я знал, что ты не заставишь себя ждать, — пробормотал Улан. Он вошел через балконную дверь и встряхнул за плечо молодого пажа, задремавшего на своём посту.

— Проснись, Микел, у меня есть для тебя задание. Отправляйся в дом Кирана Ашназаи и передай ему, что я немедленно жду его к себе.

— Что ему сказать, кирнари? — спросил мальчик, протирая заспанные глаза.

— Скажи ему, что наше ожидание закончилось.

Он, самодовольно улыбаясь, вернулся на балкон с видом на раскинувшуюся внизу полупустынную гавань.

— Обеих пташек одной стрелой. Вот это будет удовольствие!

Ужин накануне вечером был грустным. После того, как тарелки были опустошены, Серегил настроил арфу, и они с Алеком пели для своих друзей. Уголком глаз он следил за Микамом и Кари, ведь он играл их любимую балладу о любви. Они сидели рядышком на диванчике, взявшись за руки, и голова Кари покоилась на плече мужа. Свет от камина играл серебряными нитями в их волосах и делал глубже морщинки на их лицах, но Серегилу отчётливо виделась пара юных влюбленных, которых он знал когда-то.

"Вот она, цена изгнания", — подумал он. Они все станут прахом прежде, чем он состарится, если только ему удастся прожить весь отпущенный срок. Он задавался вопросом: что собирается делать Ниал, видя как годы неумолимо налагают свой отпечаток на Беку? Он играл, пока двое малышей не уснули на руках родителей, а Илия не задремала возле коленей Алека.

— Кажется, хватит, — прошептал он, откладывая арфу. — Нам надо закончить сборы, мы двинемся в путь раньше, чем кто-то из вас проснётся…

— Удачи вам в сумерках, — пробормотал Микам.

Серегил заставил себя улыбнуться, хотя сердце его вдруг сжалось:

— И при свете дня.

Когда они топтались в комнате, решая, что взять с собой в поездку, Алек глянул на свой чёрный лук, висевший на колышке на стене и видавший виды колчан рядом с ним. Последний все еще был украшен множеством небольших затейливо сплетенных амулетов, висящих на длинных сыромятной кожи шнурках и сделанных изо всего, что только можно представить — от древесины до халцедона. Это были шатта — призы за выигранные Алеком пари, полученные им в от ауренфейских лучников в их прошлый визит в Ауренен.

— Планируешь пополнить коллекцию? — поинтересовался Серегил.

Алек снял лук и погладил ладонью темное древко.

— Сомневаюсь, что у меня будет на это время на сей раз.

— Верно. Однако можно было бы пару раз бросить вызов кому-нибудь и в Боктерсе, — он подмигнул Алеку. — Кроме того, мне всегда спокойнее, когда ты с ним.

Они поднялись на рассвете и при свечах спустились вниз, где нашли Микама, одетого и ожидающего их.

— Всё-таки надумал поехать с нами? — спросил Серегил.

— Ну хоть самую малость, — хохотнул Микам, но по глазам его было видно, как страстно он этого желал бы. — Я провожу вас до причала. Полагаю, кто-то же должен забрать ваших лошадей обратно.