сути, оба они реальны и применимы на практике. Но как нам известно, за каждым мужчиной стоит сильная женщина. И думаю, так оно и есть. Но я даже боялась занять такую ответственную должность в его жизни. Или просто не верила, что человек с такой глубиной души может найти в ней особые чувства ко мне – я считала себя слишком простой для этого.

С одной стороны, женщина может возвысить мужчину до небес своей любовью и восхищением, контрастом беззащитности на его фоне и превратить его в кого угодно, закрывая свои глаза на его шероховатости и открывая его глаза на новые горизонты. Но, с другой стороны, в этом можно разглядеть подтекст зависимости. Если женщина – единственный источник вдохновения, мужчина будет прикован к ней, и все его поступки будут подвластны ее движениям, настроениям и желаниям. Спорная ситуация [и, возможно, я слегка сгустила краски].

И тут явно стоит задеть тему критики. Судя по моему скромному исследованию люди переваривают только мистическую «конструктивную критику» [и хочется свято верить, что конструктивная критика – это критика, а не попытка критика поправить то, что критикуемой особе не кажется столь значимым и принимается таким как есть… попытайтесь понять посыл этой фразы]. Когда люди критикуют, по сути, они хотят, чтобы к ним прислушались, выразили понимание. Но только один мой весьма мудрый друг сказал, что в ответ на свою критику он хотел бы одного – молчания. Не попытки оправдаться, не агрессию и не доказательства обратного, а просто молчание – принятие и уважение, без попыток спорить. Все равно все останутся при своем – не стоит спорить лишний раз.

И временами печальное молчание моего художника меня ранило. Никто не критиковал его цветопередачу, расположение объектов или подбор материалов. Если и критиковали, то под удары попадал его выбор быть художником [если единственное желание можно назвать выбором], критиковали не его искусство, а факт того, что он брался за кисть, что не было золотой жилой или хотя бы гарантом мнимой стабильности.

Но никто и не думал, что только рисуя, он дышал и был собой. Конечно, помимо часов работы за холстом он еще и работал, но то, что у него была даже эта пара часов, когда он наслаждался кистью в уверенной руке, яркими красками и маранием девственно чистых холстов, было для него свято и неприкосновенно. Когда кто-то говорил о нем с непониманием или насмешкой над мечтателем, я принимала это на свой счет: будто царапая до крови и обложки ножом проводили по задним страницам моих ежедневников и планеров, где я писала свои душевные стихи, как бы перелистывая рабочие будни и бытовые вопросы, скрывая любовь к поэзии на задворках. Когда его недооценивали, мне катастрофически хотелось за него замуж!

Мораль XV: когда вы критикуете, помните о том, что ваша цель – помочь человеку стать лучше, а не расстроить его. Если ваша цель другая – заткнитесь! [Будь вы на том месте, вы бы точно захотели заткнуть рот другому]

Сложно ли любить художника? Нужно чувствовать его. Нужно давать ему свободу и любовь, быть другом и любовником, выслушать и поддержать, верить и помогать. Понимать тонкие грани и менять настроения. Никогда не выводить его в слишком суровую реальность, а лучше где-то за руку с ним блуждать по улочкам его невероятных миров, созданных им самим.

Сложно любить художника. Сложно. Если обычный человек редко впадает в отчаяния и задается вопросами о смысле жизни, любви, устройстве мира и прочем, то художник впадает в такие состояния гораздо чаще. И это пороховая бочка. Взрыв или разнесет в клочья, что придется долго собирать себя по частям, или вознесет до небес, где тоже может возникнуть масса вопросов и поводов для рефлексии. Всю эту романтику, во многих моментах надуманную, трудно поддерживать. Художники тоже не лишены участи платить коммуналку.

А что же мой художник? Он метался по этой жизни, не разбирая дороги. В той нашей компании только мне было дано понять, что блеск в глазах – это отражение звезд, на которые он смотришь, лишая себя минут сна, каждую ночь и хочешь лишь коснуться. С ним было спокойно, тепло. Быть может, впервые я почувствовала себя «художницей» именно рядом с ним.

Вряд ли я когда-нибудь о нем забуду. Я видела, как оттачивалось его мастерство, как он приобретал свою манеру. Из него вырывались невероятные творческие идеи, а иногда он уходил в себя. Его перемены были невообразимы, цикличны. Наши отношения были мимолетными. Вообще, жизни тех, с кем он хотел стать ровня, легендарны, искрометны. И такая маленькая жизнь была между нами.

На одном дыхании, словно прыжок в бассейн. Решилась, разбежалась, прыгнула в воду с головой, ощутила это всем телом, проплыла, а после выбралась и пыталась восстановить дыхание. Потом было больно, его не хватало как наркотика, который вызывал у меня приступы поэзии или страсти. Я тонула в тоскливых стихах, но знала, что мы все еще любим друг друга в тех произведениях, что создали, будучи рядом, и эти стихи и картины будут вечны.

Он уехал. Я ревновала его к искусству пусть обожала одно другого не меньше. Я уступила его рвениям и стараниям, оставшись там же, где он всегда сможет меня найти. Он поблагодарил меня за такое понимание, великодушие, и уехал с тоской в глазах. А я осталась обливать слезами свои стихи и вспоминать как его листы валялись рядом с моими. Его тепло и его руки, измазанные краской.

Казалось, что он вернется и мы, быть может, снова будем вместе, но нет. Казалось, что я сорвусь и полечу за ним, открывая новые горизонты и для себя, но нет. Я, не оставив и следа, сама тоже убежала в другой город, куда требовала моя душа и стала жить миром своей поэзии. И только иногда бывая проездом в городе, который во имя всего наилучшего похитил у меня любимого художника, я тайно заходила в скромнейшую галерею молодых дарований, где висела лишь пара его картин на одной стене с несколькими работами так же широко известных в узких кругах художников. Стоя там, в моей голове проносились строки стихов о нем, его глаза, его тепло и руки в краске, которые я так любила рассматривать…

У меня не осталось его фотографий, но сохранился прекрасный портрет в памяти – его живые эмоции в моменты, когда он всецело поглощен своим творчеством; его горящие глаза, когда муза что-то нежно шепчет ему на ухо и уводит