Кроме того, мне хотелось бы поблагодарить всех, с кем я так или иначе обсуждала свое исследование, кто читал мой текст, высказывал критические замечания или поддерживал мои идеи. Это оппоненты на защите моей кандидатской диссертации – д.и.н. З.И. Перегудова и д.и.н. В.В. Шелохаев; рецензенты диссертации, выступавшие при ее обсуждении на кафедре истории России XIX – начала ХХ вв. исторического факультета МГУ – к.и.н. О.Р. Айрапетов и к.и.н. Д.А. Андреев. Это ученики Ларисы Георгиевны Захаровой: представители старшего поколения (д.и.н. Ф.А. Гайда, д.и.н. А.Ю. Полунов, д.и.н. И.А. Христофоров, к.и.н. А.В. Мамонов, к.и.н. М.М. Шевченко) и поколения младшего (к.и.н. П.В. Краснов, к.и.н. С.В. Медведев, к.и.н. В.В. Хутарев-Гарнишевский).

Также мне хотелось бы поблагодарить мою маму В.В. Ульянову – ее усилиями 2-ая глава моего исследования оказалась украшена диаграммами. Не могу не вспомнить и сотрудников Государственного архива Российской Федерации – научного руководителя ГАРФ, заведующего кафедрой истории России XIX – начала ХХ вв. исторического факультета МГУ С.В. Мироненко, благодаря содействию которого я получила возможность знакомиться с частью архивных дел в подлинниках, а также заведующую читальным залом Н.И. Абдулаеву, профессионализм и доброжелательность которой сильно способствовали моему пониманию того, как устроен архив Департамента полиции.

Реконструкцию образов «либерального» в делопроизводственной переписке политического сыска стоит предварить институциональным и нормативно-правовым обзором, а также небольшим экскурсом о самих деятелях политической полиции – их образовании, карьерных путях, межличностных отношениях, которые напрямую (через дружеские или, наоборот, неприятельские отношения) или опосредованно (через разные взгляды и, соответственно, восприятие окружающего) влияли на общность (или, напротив, разногласия) при описании общественно-политических процессов. Структурно-организационный контекст также необходим для более корректного понимания языка и специфики письменного общения, свойственных разным учреждениям политического сыска Российской империи. Показателен в этом смысле пример с П.И. Рачковским. Будучи заведующим Заграничной агентуры Департамента полиции на протяжении почти двадцати лет (1884–1902), он писал о «либералах», «конституционалистах», «эмигрантах-народовольцах», «плехановцах», «террористах», «революционерах», «анархистах», не исключая и просторечивых выражений («предатели», «гниды»). Документы за подписью того же Рачковского, но уже на посту вице-директора Департамента полиции в 1905 г., содержали одно-единственное определение – «противоправительственный»148.

Политическую полицию Российской империи сложно назвать государственной инстанцией, в которой центральные и местные учреждения были унифицированы, а система в целом являлась единой и централизованной. В данном исследовании речь идет о таких структурах, как Департамент полиции, губернские жандармские управления и охранные отделения, именно они занимались политическим сыском149.

Департамент полиции – центральный орган политической полиции – входил в состав Министерства внутренних дел Российской империи. В 1881 г. в Департаменте работали 125 человек (включая внештатных), к концу XIX в. – 174150. Его возглавлял директор, у которого было от 2 до 5 заместителей (вице-директоров). Департамент полиции делился на делопроизводства, количество которых в разное время варьировалось от 3 до 9. У каждого из делопроизводителей имелось по 3 старших и 3 младших помощника151.

Департамент полиции отвечал за «предупреждение и пресечение государственных преступлений и охрану общественной безопасности и порядка»152, именно эту сферу деятельности в литературе принято называть «политической полицией». Ведущее место в Департаменте занимало 3-е делопроизводство (а с 1898 г. – Особый отдел)153. В 3-е делопроизводство поступали запросы о «политической и нравственной благонадежности» лиц, желавших поступить на государственную службу, издавать газеты, журналы, читать публичные лекции и пр.; здесь же велась переписка по политическим обзорам, поступавшим из ГЖУ; осуществлялся сбор негласных сведений о корреспонденциях в газетах и журналах, «останавливающих на себе внимание правительства» и др.154 С выделением из 3-го делопроизводства в 1898 г. Особого отдела в самостоятельное подразделение эти функции перешли к нему, также Особый отдел заведовал внутренней и заграничной агентурой, вел «негласное наблюдение» за политическими настроениями учащейся молодежи и перепиской частных лиц (т.е. отвечал за перлюстрацию) и т.д.155

Кроме 3-го делопроизводства и Особого отдела, непосредственно к деятельности по «охране государственного порядка и общественного спокойствия» имели отношение 4-е (с 1902 г. – 7-е) и 5-е делопроизводства156: 4-е наблюдало за производством дознаний по государственным преступлениям (в литературе опять же это называется «политическими дознаниями»), 5-е отвечало за административную высылку и гласный надзор.