Годы идут, командиры уходят в запас.

Помни войну! Это, право же, вовсе не странно —

Помнить все то, что когда-то касалось всех нас.

Юрий Визбор

Сталин неразрывно спаян в общественном сознании с двумя страшными событиями: террором и Великой Отечественной войной.

22 июня – это самый страшный день в году. Начало войны. Событие, которое всегда будет в памяти страны.

До сих пор, когда в наших семьях говорится просто «война», ни у кого не возникает вопрос, о какой именно из войн идет речь.

Великая Отечественная война – как добавляли в первые десятилетия после ее завершения, «советского народа», чтобы с повышенной надежностью отличить от Отечественной войны 1812 года, – была страшным, кошмарным ужасом, который окончательно создал, выковал советскую цивилизацию.

На войне, на памяти о подвиге советского народа и по сей день стоит вся наша сегодняшняя идентичность. Именно поэтому она является главной целью атак самых разнообразных переписывателей истории.

С одной стороны, это зарубежные и отечественные представители либерального лагеря, для которых, насколько можно судить по их действиям и заявлениям, России не должно быть вообще. Их атаки весьма последовательно направлены на уничтожение нашей идентичности, на превращение России в пыль, в порошок, в гниющий заживо клубок маленьких недоэстоний.

С другой стороны, историю нашей страны тщатся переписать разного рода лжепатриоты, обычно официальные, аллилуйщики всех мастей, которые не хотят думать о плохом, считают, что мы всегда правы, и верят, что, раз мы это мы, то у нас все и всегда хорошо. И любой человек, который думает, что в России когда-то были какие-то проблемы, для них изменник Родины, как это сейчас модно говорить среди представителей «Единой России», и его нужно немедленно карать.

На самом деле эти разговоры отнюдь не безобидны: они тоже разрушают нашу идентичность, ибо история, лишенная трагического наполнения, рассыпается в пыль, точно с той же необратимостью уничтожая своих носителей, как история, лишенная национального и общественного достоинства.

На протяжении всей второй половины советской истории в общественном сознании доминировали воспоминания о войне. О победе выстраданной, заслуженной, выкупленной ценой чудовищных, страшных испытаний. Нечеловеческих испытаний, нечеловеческого ужаса, кромешного отчаяния, давящей безысходности, потрясающе переданной Гроссманом в «Жизни и судьбе».

В этом отношении очень хорош фильм «Белорусский вокзал». Весь фильм, кроме начала – ужас и кошмар. И только последние 10 минут – катарсис.

Так вот, память о войне – это победа только последние 10 минут. Когда же теперь начинают говорить не о войне, а только о победе, то тем самым по умолчанию отбрасывается, убирается из поля зрения главное в этой победе – ее цена.

Та цена, о которой всю вторую половину существования советской власти заклинали словами Роберта Рождественского: «Пожалуйста, помните», теперь становится слишком неуютной, неудобной, неполиткорректной, и ее начинают стараться забыть, искусственно фокусируя внимание только на результате – на Победе.

И тем самым из памяти вымарывается то, что за победу приходится платить.

Либералы, в том числе унаследовавшие гитлеровские подходы к нашей стране, заразили общество отрицанием формулы «мы за ценой не постоим», а ведь вопрос стоял о выживании, о сохранении или уничтожении нашего народа – в таких ситуациях действительно вопрос о цене как минимум неадекватен.

Но, с другой стороны, эта формула очень емко и честно выражает самое страшное, что есть в нашей исторической памяти.

И, если мы поддадимся мягкой пропаганде правящей бюрократии и начнем забывать об этой цене, мы довольно быстро оскопим себя, лишим себя своей истории, памяти о ней и превратим память о войне, историю своего народа в красиво обернутую жвачку для офисного планктона.

Именно в этом, насколько можно судить, состоит цель большой части официальной пропаганды, направленной на то, чтобы люди забыли войну и помнили только победу, которая неизвестно откуда свалилась. Поэтому то, что празднование 9 Мая 2010 года периодически приобретало характер истерики, а не памяти, – очень опасно.

И с этой точки зрения день 22 июня не менее, а может быть, и более значим, чем 9 Мая. День Победы – это «праздник со слезами на глазах». Слезы высыхают, потому что помнящие войну люди уходят, и, чтобы не забыть эти слезы, мы должны помнить и чтить 22 июня. Это самая страшная страница в истории нашей страны, которая сейчас подвергается удвоенной по силе атаке разного рода фальсификаторов истории.

Рассматривая начало войны – как, впрочем, и всю нашу историю, – нужно отделять от явных фальшивок стыдные моменты, которые при Советском Союзе замалчивались, но которые имели место.

Что именно замалчивалось, но соответствует действительности? Вероятно, то, о чем начал писать Виктор Суворов (он же Резун): наша подготовка к наступательной, а не оборонительной войне.

Писатель Суворов – феерическая фигура. Только предельно наивный или предельно недобросовестный человек может думать, что офицер разведки, перебежавший на другую сторону (или завербованный и вынужденный уйти под страхом разоблачения), может быть независимым исследователем.

Когда его с придыханием называют «самым независимым историком современности», невольно вспоминается, что в свое время Гитлер успел походить в гуманистах и миротворцах.

Суворов, безусловно, выдающийся историк, но нельзя забывать, что он работал и работает в рамках информационной спецоперации, причем такой, которая сама себя переиграла и подорвала.

И это живая иллюстрация того, почему на спецоперациях нельзя строить политику, почему они всегда останутся вспомогательным инструментом. Не потому, что это аморально – хотя это аморально, – но в первую очередь потому, что долгосрочные спецоперации, как правило, в силу самой своей природы приводят к противоположному результату…

Смысл спецоперации, в которой использовали Суворова, прост. Советская идентичность начала 1990-х годов, да и до сих пор – другой в нашей обществе нет, – базируется на трех краеугольных камнях. Первый – это память о Великой Октябрьской социалистической революции, которой прикрывалась память о кромешном ужасе гражданской войны. Это была память, которая действительно создавала идентичность своей трагичностью и последующим катарсисом. Только память о катарсисе по-настоящему крепка; без трагедии нет идентичности.

В начале 1990-х память о революции была разрушена демократической пропагандой. Появились лубки, не имеющие отношения к реальной истории, типа «Россия, которую мы потеряли», создававшие впечатление, что царская Россия была раем земным и уж конечно не сгнила сама.

Сейчас уже все, кроме официальных пропагандистов, ненавидящих тогдашний протест из страха перед протестом нынешним, понимают, что царская Россия не является образцом для подражания хотя бы потому, что покончила жизнь политическим и системным, по сути дела цивилизационным, самоубийством.