И для этого оздоровления необходимо пристальное внимание и тщательное изучение фигур и опыта людей, превративших наше государство в орган народа в прошлый раз.

В первую очередь – В. И. Ленина.

«Не календарный – настоящий» XX век был открыт фигурой Ленина, прошел под знаком поклонения ему доброй половины человечества и завершен беспрецедентной хулой в его адрес.

Так бывает.

Как сказал продолжатель его дела, «после смерти на мою могилу нанесут горы мусора, но ветер истории развеет их».

И мы видим, что уже развеивает.

Разочарование людей, обнаруживающих под маской «самого человечного» почти бога вроде бы вполне обычного человека, с романами, болячками и ошибками, безмерно – и понятно.

Не зря ведь сказано «Не сотвори себе кумира».

И я совершенно не готов оспаривать конкретные обвинения, выдвигаемые в его адрес, – начиная с того, что в свободное время он возился не с абы какими детьми, а с детьми высокопоставленных коммунистов, и кончая тем, что он якобы отдавал приказы об убийствах детей.

В конце концов мне приходилось видеть аналогичные по значению приказы, отдаваемые не 90 лет назад, а совсем недавно здравствующими ныне, благополучными, уважаемыми и влиятельными людьми.

Работа с изнанкой истории воспитывает цинизм.

И в рамках этого раздела я готов, в отличие, думаю, от большинства читателей, принять все обвинения.

Просто потому, что истории, как это ни печально, результат важнее намерений.

Первое, что бросается в глаза в Ленине, – его тактическая гениальность.

Способность быстро, почти мгновенно оценить ситуацию, расставить приоритеты, с железной волей следовать им, преодолевая все и всяческие препятствия, а потом, увидев, что ситуация поменялась, резко и беспощадно к мешкающим и не понимающим развернуться, хоть на 180 градусов, и решительно двинуться в новом направлении.

«Решительно» в ленинском стиле означает с железной последовательностью, стремительностью и изобретательностью, позволяющей за счет тактической гибкости опережать более мощных противников и обтекать казавшиеся вроде бы непреодолимыми препятствия.

Именно за эту беспощадную и всепоглощающую последовательность, не останавливающуюся ни перед какими внутренними или внешними препятствиями, его назвали «мыслящей гильотиной».

Это об этом стиле сказал Роберт Рождественский: «Повороты бывали всякие, пробирающие, как озноб. Даже самых сильных пошатывало, слабых – вовсе валило с ног».

Однако даже слабые, за редким исключением, не бросали его и не отбрасывались им, получали возможность оправиться и вернуться в строй – и в результате качественно усиливали ленинскую организацию. Причина этого – в ленинском характере, в хрестоматийном «он к товарищу милел людскою лаской», во внимании и заботе к своим соратникам.

Ленин далеко не всегда поддерживался ими, часто был в меньшинстве, а часто вызывал насмешки – достаточно вспомнить реакцию руководства партии на десятилетиями казавшиеся хрестоматийными «Апрельские тезисы». Однако не свойственная времени и среде человечность, проявляемая им, качественно усиливала его политический ресурс, создавали дополнительный, не видимый ни друзьям, ни врагам «запас прочности».

А «не отступать, не сдаваться», через любые препятствия и любыми маршрутами идти к сияющей путеводной звезде, не теряя ее из виду, помогала колоссальная личная энергетика.

Один из очевидцев событий 1917 года вспоминал, как пришел на митинг с участием Ленина, который проходил в цирке. Автор мемуаров сидел на верхних рядах, а внизу, на арене, что-то кричал, почти бегая по ней кругами, маленький рыжеватый и лысоватый мужчина. Микрофонов не имелось, акустика была плохой, и не только слов Ленина, но и общего смысла произносимого им невозможно было разобрать. Но человек запомнил это выступление на всю жизнь не потому, что выступал Ленин, – в то время отношение к нему было значительно проще, чем в фильме «Ленин в Октябре», и обычные люди часто не выделяли его из общего ряда революционных вождей. Он запомнил Ленина потому, что был потрясен колоссальной позитивной энергией, буквально распиравшей этого маленького человека, – энергией, которой он заполнил и воодушевил весь цирк, основная часть которого просто не слышала его слов.

Жестокие и часто внезапные тактические повороты никогда не были беспорядочными суетливыми метаниями, как это кажется иногда при чтении по диагонали учебников, написанных враждебно настроенными к Ленину авторами. Они всецело подчинялись, как движение парусного судна галсами в условиях встречного ветра, достижению стратегической цели, которую он понимал четко и однозначно на всем протяжении своей сознательной жизни.

Уникальность Ленина – именно в сочетании тактика и стратега. В этом отношении он был универсалистом, обычным в эпоху Возрождения и столь редким для специализированного XX века.

Не потерять из виду стратегическую цель на протяжении всей жизни он смог только потому, что, помимо политика, был еще и разносторонним ученым, круг интересов которого простирался от экономической статистики до философии.

Наука занимала в его системе ценностей безусловно второстепенное значение и была, как и все остальное, подчинена цели построения нового, более справедливого общества. Именно это обусловило пламенную односторонность ряда его исследований – но никакой практический интерес не убивал в нем ученого, не отвлекал от поиска и обнаружения истины.

Ветер века дул в его паруса: научная истина открывала перед ним дорогу в будущее.

Мышление Ленина, в отличие от мышления многих тогдашних и сегодняшних профессиональных кликуш от политики, было осознанно-диалектичным; рассматривая значимые явления (речь, конечно, не идет о публицистике «на злобу дня»), он последовательно проводил свою мысль через отрицание отрицания, не останавливаясь вплоть до фиксации перехода количества в качество и не стесняясь (когда это, естественно, не противоречило текущим политическим нуждам) признавать единство борющихся противоположностей.

Сознательное следование «по диалектическому маршруту» вкупе со стремлением максимально полно и всесторонне рассмотреть изучаемое явление обусловило знаменитое спиральное движение ленинской мысли, вбивающее в глухое отчаяние конспектирующих его работы студентов.

Именно потрясающая дисциплина мысли наделила Ленина и его последователей «пугающим интеллектуальным превосходством» над своими противниками.

И отнюдь не только личная трагедия, но прежде всего изучение своего общества показало Ленину, что царизм нереформируем, что его невозможно улучшить «изнутри» – и, следовательно, ему попросту невозможно помочь: его можно только победить.

Он укреплялся в понимании этого, видя, с какой неизбежностью, а порой и жестокостью избавлялся царизм от всех профессионалов, способных повысить его эффективность, – включая самых верных и близких вроде В. К. Плеве и П. А. Столыпина.