— Ты что, щенок, оборзел? — её глаза налились кровью от вида хныкающей Белки. Когда она молотила кулаками и до крови царапала брата это вызывало дикое удовлетворение, ведь в стервозной девчонке Наталья видела себя. А теперь, когда дочь получила сдачу, и её собственное самолюбие было задето. Сопляк стал брать верх, выбивая свои права — это вызов. Она сломает его также, как сломала тряпку-муженька.

— Ма! Ты что! Это же я! — от удивления глаза Макса готовы были выскочить из орбит. — Я твой сын!

— Ты моё дерьмо, — надвигаясь на него, процедила Наталья сквозь зубы. — Если я и Белла скажем, что ты — наша собственность, ты обязан подвякивать как дрессированная овчарка. Это твоя судьба, проклятие и награда, Максим. Понял меня?

— Ч-т-то-о? — прошептал Макс. А перед глазами у него вспыхнуло лицо Ареса. Он бы не позволил так с собой разговаривать никому.

— Тва-а-арь! — рявкнула Наталья так, что Белла побелела и вскочила, как новобранец перед грозным прапором. Макс не дёрнулся, хотя сердце у него бешено заколотилось, будто собираясь выскочить из горла. — Взял. Собрал деньги, щенок. И отдал сестре.

— Хорошо… мамуля, — Макс собрал купюры, опустив голову. Затем оттолкнул плечом ухмыляющуюся сестру и бросился к выходу из дома. Обернулся, словно желая увидеть хоть каплю, нет не любви — сострадания или искру сочувствия, раскаяния: да, мы вместе повздорили, но всё можно наладить. Нет, в глазах Беллы и Натальи горела ненависть.

Он посмел показать себя личностью, впервые не дал им удовольствия себя унизить. Эти две вампирши остались без свежей дозы крови. А такое не прощается — гораздо удобнее, когда Макс был грушей для битья и послушным донором.

Он улыбнулся и со всей силы пнул стул рядом с Беллой — она взвизгнула и кинула в Макса тарелкой — та разбилась об стенку.

— Только смотрите, не перегрызите друг другу горло, кровопийцы! — усмехнулся он и вышел из дома. В душе всё клокотало — нет он ещё не одержал победу, не освободился до конца от влияния проклятых родственничков. Но он по-настоящему ранил дракона. Только стоила эта ссора побега из дома? Макс ещё не решил, поэтому на душе скреблись мрачные, взъерошенные монстры.

Лиза.

Обстановка в доме накалялась подобно углям в костре. Казалось, что все стены пылали и пожар распространялся все выше, под самую крышу. Удушающий запах безысходности напоминал тяжелую гарь. Дышать становилось невозможно.

— Сотку! Они назвали сто тысяч долларов, чтоб замять конфликт и потерять уголовное дело. Это все. Нам конец. Суши сухари, Наташа, — истеричный голос отца резал нервы без анестезии.

Мама всхлипнула. А затем резко подскочила с дивана и зашвырнула вазу с цветами в стену.

Я вскрикнула от неожиданности. Обычно родители принимали все удары судьбы с достоинством и холодной головой.

Сейчас вся их выдержка полетела в тартарары. Осколки хрусталя, вода и красные бархатные розы разлетелись возле стенки. А на светло горчичных обоях появилась мокрая темная клякса, которая разрасталась и напоминала дерьмо, в которое засасывало нашу жизнь.

— Я не пойду в тюрьму. Ваня, я там сразу сдохну. Нам надо бежать, — упадническим голосом, полным отчаянной решимости, произнесла мама.

— Бежать? Куда? Наташа, ты что решила, что мы Бонни и Клайд с тобой? И куда мы денемся без денег? На дачу поедем? Нас найдут спустя сутки, схватят и увеличат срок в два раза, — папа покрутил пальцем у виска.

Истерика и паника набирала обороты. Было больно смотреть, как любимые родители попали в петлю. Веревка затягивалась на их шее с каждым днем. Заседание было назначено на конец недели. Аргументов, чтоб повторно затягивать и переносить его у нашего юриста не осталось.

— Где пистолет, Ваня? Давай решим это сейчас. Лизонька, прости нас, дочь. Но в тюрьму я не пойду, не пойду.

Мама расплакалась и начала трясти папу за рубашку, повторяя свой вопрос про оружие. Обычно папа хранил его в сейфе. Но видя мамин неадекват, отдал его мне и просил спрятать. Теперь огнестрельное оружие покоилось в моей комнате в тайнике за батареей.

— Наташа, успокойся, — причитал папа.

Но маму крыло не по детски. Ее лицо и шея покрылись красными пятнами. Вой на ультрозвуковых частотах продолжал резать слух. Наша гостиная напоминала палату для особо буйных психопатов.

Папа не выдержал и зарядил маме пощечину. Не сильно, чтоб привести ее в чувства. А затем резко обнял и усадил к себе на колени. Я ошарашенно наблюдала всю эту картину бесноватого художника. Того, кто вершил наши судьбы и проплачивал арест родителей.

— Ваня, ты ударил меня при Лизе. Ты никогда раньше не поднимал на меня руку, — осипшим голосом шептала мама.

Как я не закрывала уши, я слышала каждое ее слово. Это было ужасно.

Я поджала колени к груди и раскачивалась, стараясь успокоиться. Ноги стали мокрые от слез. Оказывается я тоже плакала от того, что мое сердце разрывалось от переживаний за любимых людей.

— Это надо прекратить, Ваня. Ты ведь понимаешь, что у нас нет выхода. Дорога только на тот свет. Нам не найти за несколько дней сумму необходимую для взятки судье, — мама говорила еще тише. Папа качал ее в руках, как ребенка. И я раскачивалась в такт.

— Я попробую найти деньги, — произнесла я, не имея еще четкого плана в голове.

Родители замолчали и синхронно обернулись ко мне. Смотрели так долго, будто забыли о моем существовании.

— Лизонька, что ты такое говоришь, — голос мамы срывался от стресса и последние буквы в словах проглатывались.

— Я говорю, что раздобуду деньги. Сколько у меня времени? — тверже произнесла я.

— Передать деньги надо на днях, не позже выходных, чтоб на следующей неделе заседание состоялось и вердикт вынесли в нашу пользу, — пояснил отец, поглаживая мамину спину.

Я спрыгнула с дивана и подошла к ним. Накрыла родителей руками, как ястреб птенцов крыльями. Решимость во мне набирала силу.

— Не паникуйте. Я достану нужную сумму в срок.

— Но…

— Тшш. Сказала, что достану. У меня есть состоятельные друзья. Я смогу одолжить у всех по чуть чуть. До выходных соберу, — не дрогнув, соврала я.

Но за то, что я почувствовала, как родители расслабились и начали благодарить меня в ответ, я поняла, что точно расшибусь в лепешку, но найду деньги.

* * *

Несколько дней я обзванивала всех знакомых и выспрашивала, кто и сколько сможет мне одолжить. Решиться на отчаянный шаг я была не готова. Тянула до последнего. По сложенным суммам, что мне обещали дать Федя и Саша, Настя, едва набегало двадцать тысяч. Но я была им благодарна и за это. Они откликнулись и готовы были помочь мне всеми своими деньгами.

Но…

Двадцать — это не сто!