— Дальше участок, где укрыться негде, если машина выскочит и фарами осветит, — сказал Волосняков. — Дистанция короткая. Во все лопатки, за мной!

Чуткие микрофоны улавливали дыхание бойцов, хотя легкие у всех были хорошо тренированные. Но уши давно к этому привыкли и чужое дыхание уже не слушали. Слышали только свое. Подполковник Староверов включил на своем планшетнике программу контроля физического состояния бойцов группы. Конечно, это было тестовое включение. Устать так, чтобы программа показала истощение организма, никто еще, естественно, не мог. Да в спецназе ГРУ, тем более в отдельной мобильной офицерской группе, не знают самого термина «истощение организма». Бывает, конечно, что организм работает уже за пределами усталости. И даже приборы, входящие в оснастку «Ратник», отмечают это. Но не изобрели еще в мире такого прибора, который был бы способен измерить характер человека, его способность заставлять себя перешагивать через собственное «не могу».

Все офицеры группы хорошо умели это делать, и потому способность бороться с собой, со своей усталостью, со своим желанием отдохнуть или, наоборот, с нежеланием что-то еще совершать считалась одним из основных факторов при формировании группы. Работе по специальности можно научить. Не слишком сложно научить человека ставить и снимать взрывные устройства, стрелять, драться, бегать и ползать. Для этого требуются только время, терпение и толковый инструктор. Приобретенные навыки именно приобретаются. А вот характер — это дело врожденное. Или он есть, или его нет. Солдата можно обязать приказом, хотя никакой приказ не может дать человеку силы, когда их запас исчерпан, но офицер часто сам принимает решение. И именно потому нагрузки на занятиях и у солдат, и у офицеров всегда в два, а то и в три раза превышают реальные нагрузки в боевой обстановке. И если человек сумел пересилить себя, сумел выдержать нагрузки на занятиях, он тем более выдержит их в бою или на марше.

А нагрузки необходимо преодолевать не только физические, но и моральные. Когда в бригаду, к которой была приписана ОМОГ «Лисий хвост», приехала комиссия Генштаба с желанием снять с должности одного из комбатов за то, что тот заставляет солдат в массовом порядке разбивать о собственные головы бутылки, подполковник Староверов пригласил эту комиссию на тренировку группы. И тогда же на глазах у этих штабных офицеров, которые давно забыли, что такое настоящая служба, если когда-то и знали ее, подполковник разбил о свою голову шестнадцать пустых бутылок. Он бы разбил и больше, но больше пустых бутылок не нашлось.

— Зачем это? — спросили офицеры из комиссии, глядя, как подполковник вытирает с лица рукавом кровь.

— Попробуйте — поймете, может быть, что плох тот боец, который боится и боли, и вида собственной крови. И только когда солдат равнодушен к этому, он в состоянии идти в бой…

Офицеры комиссии пошептались между собой и ушли. Они попутно проверяли работу штаба бригады, три дня возились с разными бумагами. Потом уехали. Но в батальон, где планировали снять с должности комбата, даже не заглянули.

Бойцы «Лисьего хвоста» умели все. Умели побеждать усталость усилием воли и тем же усилием запрещали себе чувствовать боль и не относиться к виду своей крови как к явлению чрезвычайному. И потому подполковник Сварог всегда мог на своих офицеров положиться. Как положился сейчас, отправив троих в разведку, хотя кто-то из командования мог бы посчитать, что разведку должен был бы возглавить сам командир. Но Василий Васильевич традиционно мало обращал внимания на мнение старших по званию, когда вопрос касался его дела. Он всегда предпочитал свои дела вести самому. Наверное, потому у него все обычно и получалось лучше, чем у других…

* * *

Разведка группы за считаные секунды совершила перебежку через открытый участок, который располагался как раз в том месте, где противоположные стены близко сдвигались одна к другой. Утешением было то, что этот участок ущелья был самым темным. Но при этом и самым ровным. Там даже споткнуться было не обо что. И потому офицеры, несмотря на нелегкую выкладку, преодолели его достаточно быстро. Дальше ущелье было более широким и более светлым. И камни под ногами оказались более мелкими, нежели раньше — похожие на крупный щебень. И во многих местах были присыпаны толстым слоем пыли.

— Ищем следы машины… — приказал майор Волосняков.

Бойцы восприняли этот приказ по-разному. Капитан Севастьянов надел очки ночного видения, а сам майор Волосняков приготовил к включению закрепленный на автомате тактический фонарь, присоединив его клемму к гнезду питания. Старший лейтенант Африканов, у которого в руках как раз и был его личный бинокль с тепловизором, в поиске следов участия не принимал, он сразу стал просматривать пространство впереди и под стенами ущелья. И только выждав момент, когда Африканов сообщил, что вокруг «чисто», Волосняков включил фонарь в градации «лунный свет», что давало рассеянный и не сразу бросающийся в глаза луч. И почти сразу же нашел, что требовалось.

Пыль собралась между мелкими камнями плотным слоем, и на этой пыли отчетливо отпечатался протектор автомобильного колеса. Дмитрий Валентинович присел рядом, чтобы рассмотреть внимательно, потом, отложив в сторону автомат, взял в руки свой планшетник, выбрал режим ночной съемки и, включив автоматическое определение системы координат планшетника, сфотографировал отпечаток. Теперь на кадре будет обозначено не только время, но и место с широтой и долготой, где произведена съемка. Это будет доказывать, что снимок сделан не в гараже МВД. Пока еще можно было пользоваться при съемке подсветкой, но саму машину после повреждения колеса придется снимать без нее, надеясь только на силу матрицы фотокамеры, а она не такая сильная, как у того же оптического прицела на «винторезе» снайпера. И все же сделать попытку стоило. Тем более при раннем просмотре машины, когда она только проезжала мимо военных разведчиков, майор Волосняков обратил внимание на установленную на крыше автомобиля целую батарею из четырех дополнительных прожекторов, так называемую «внедорожную люстру». Возможно, при смене колеса водитель этой подсветкой воспользуется. Тогда его точно будет видно. Четыре светодиодных прожектора с полицейской машины обещали хороший яркий свет.

Завершив съемку, майор сделал жест, призывающий малую группу продолжить движение. Но поскольку и капитан Севастьянов, и старший лейтенант Африканов смотрели вперед, ощетинившись стволами, а Африканов вообще держал бинокль у глаз, они видеть его жест не могли. У Волоснякова сработала привычка. До перехода на оснастку «Ратник» спецназ всегда общался жестами, и все эти жесты понимали. Но когда появилась внутренняя связь, бойцы уже перестали ждать жестов, и потому Волоснякову пришлось повторить команду вербально:

— Вперед.

И тут же доложил командиру:

— Сварог, я — Второй. Есть след автомобиля. Правда, короткий, всего в шестнадцать сантиметров. Не знаю, возможно ли будет идентифицировать протектор. Но я сделал снимок.

— Нормально. Это перестраховка. Главное, машину потом снять. Не забудь включить на планшетнике систему координат.

— Уже включил. Программа выдала на снимке результаты. Даже сразу два. По спутникам ГЛОНАСС и GPS. Результаты, как ни странно, совпадают.