у входа, не заходя в дом. Парень занес сумку во двор и поставил на стол. Сумка шевелилась, словно там было что-то живое.

Габиб вошел в комнату моего отца, обеими руками с почтением пожал ему руки, справился о здоровье тети Асли. Вернувшись во двор, сообщил мне, что Газали не имеет к нему никакого отношения.

– Но! – добавил Габиб многозначительно, поднимая указательный палец. – У него есть родственники, настырные и очень неудобные. В общем, могут попортить кровь. Но и на них есть управа. – А управа у кого? – У кого бы ни была – найдем, если сам не справишься.

– Грамотно поставлено! Главное, что ты тут ни при чем.

– Ансар, давай не будем углубляться, я не для этого к тебе пришел. Я пришел навестить вашу семью и пригласить тебя в гости. Не туда, куда ты приезжал, а в отцовский дом.

– Спасибо, Габиб, почту за честь. Вижу, у тебя есть чему поучиться.

Сопровождавший Габиба высокий парень, раскрыл спортивную сумку. Оттуда показалась голова карлика. Карлик улыбнулся, здороваясь с нами.

– Ну-ка, поприветствуй этот дом, Федя! – скомандовал Габиб.

Карлик вынул бутылку коньяка, налил себе в металлическую рюмку и торжественно выпил за здоровье всех жильцов нашего дома. На прощанье Федя отсалютовал несколькими выстрелами из сумки. Ствол пистолета был виден лишь наполовину…

– Коварнейший тип, – усмехнулся Шамиль, когда я рассказал ему о визите Габиба. – Вчера он почему-то тебя в гости не приглашал, не называл членом семьи… И Газали у них не с боку припека, а крупняк.

Шамиль уверял, что Габиб не так-то прост и что он никогда не сказал бы о Муртузе плохо, если б не имел свой интерес. Или у Муртуза что-то неладно в тюрьме, или Габиб затеял против него какую-то интригу. Шамиль обещал все это выяснить через одного уголовного авторитета по имени Авку-Идовс.

– Неудивительно, что Габиб решил избавиться от Муртуза, – рассуждал Шамиль. – Габиб не скрывал, что не хочет мстить за Искандара. Был с той стороны один труп и с этой один. Можно было перемирие заключить. Но Муртуз, как считает Габиб, убил одного лишнего. Пошла кровная месть, и раз Муртуз в тюрьме – могут убить Габиба как его ближайшего друга.

В тот вечер Шамиль открыл мне глаза на многие вещи. Он утверждал: это Габиб постарался, чтобы Искандар не попал в больницу, – знал, что, если умрет Искандар, противная сторона будет сговорчивее и легче согласится на перемирие. По словам Шамиля, Габиб и сейчас может пойти на сговор, чтобы избавиться от Муртуза. -

 Ему это просто выгодно. Ему это выгодно со всех сторон.

Глава четвертая

Наш дом стоит на холме, спускающемся к берегу Каспия. Иногда сюда залетает ветер, насыщенный острым ароматом полыни – запахом ногайских степей. По вечерам становилось холодно. В вечернем воздухе ощущался дремотный привкус наступающей зимы. Она в этом году, по всем приметам, обещала быть морозной. Ветер степей, таящий в своей утробе морозное дыхание зимы, тревожно бодрил. Он напоминал о горечи грядущих утрат. Утрат, которые неминуемо ждут впереди. Осень бодрит и будит инстинктивное воспоминание о том, что ты смертен. Оно, как запах полыни, сладостно и тревожно. Шамиль повел меня к самому авторитетному, как он утверждал, «каторжанину» – Авку-Идовсу. Шамиль говорил, что Авку-Идовс отказался от всех регалий преступного мира, включая титул вора в законе. Авку-Идовс оказался высоким и тощим. В доме у нeгo не было ничего примечательного, только уж очень все запущено. Авку-Идовс взял с подоконника граненый стакан, сдул с него слой пыли, сунул внутрь руку. Вытащив таракана, отпустил его на подоконник.

– Алкоголик, как и я, – кивнул он на таракана, – все остатки после меня допивает.

Авку-Идовс налил себе водки. Спросил нас, будем лимы пить. Мы вежливо отказались, и он без дальнейших церемоний выпил залпом.

– Чего пришли? – сказал он, морщась, и в поисках, чем бы закусить, стал шарить на захламленном вчерашними объедками столе.

– Вот племянник Муртуза… его зовут Ансар, – начал Шамиль.

Идовс, не обращая на меня внимания, ходил по комнате, скрючившись, как горбун.

– Муртуз – мужик что надо, без задних мыслей. – Идовс остановился и взглянул на меня оценивающе. – Племянник Муртуза – это хорошо…

Да вы дело говорите! Чего пришли? – Идовс уставился на Шамиля.

– Дело?.. Гм… – Шамиль взял под руку Идовса, увел его в другую комнату и долготам с ним шушукался.

Возвратившись, Авку-Идовс глядел на меня по-другому.

– Нет, так не годится, – заговорил он. – Так не пойдет. Я сейчас же отправлю маляву в тюрьму! Пачкать Муртуза мы никому не дадим.

По дороге домой Шамиль рассказал мне, о чем они говорили с Авку-Идовсом, когда ушли в другую комнату. Каторжанин считает Муртуза порядочным и авторитетным. Габиба, напротив, комсюком и временным пассажиром.

– Кто такой комсюк? – перебил я Шамиля.

– Бывший комсомольский работник. Авку-Идовс считает, что Габиб – человек, который занимается преступным бизнесом.

– А сам он тогда чем занимается?

– Его не интересует бизнес. Авку-Идовс и твой дядя – преступники из принципа. Они идут против государства и не признают его законов по соображениям принципиальным! Между прочим, и в российских лагерях, и даже за границей у него огромный авторитет. Это про него Высоцкий пел: «Руслан Халилов, мой сосед по камере…»

– Да ну-у! А что ж тогда его Авку-Идовсом зовут?

– Это кличка, тупица! Высоцкий, действительно, гордился знакомством с ним. Этот каторжник знает несколько иностранных языков! – Шамиль смотрел на меня торжествующе, очевидно, уверенный, что его информация должна произвести эффект.

У ворот моего дома мы простились. Шамиль обещал зайти утром, посоветовав мне на прощание держаться на расстоянии от Габиба и от Хачбара тоже. Они в прошлом были лучшими дзюдоистами Союза.

– Кто это – Хачбар?

– Тот, что в спортивной сумке нес карлика Федю. Так вот, они будут тебя сажать на понятия блатных или уголовных. Ты их не слушай. Чем меньше знаешь о них, тем легче с ними справляться. По крайней мере, не быть под их влиянием. Если ты посвящен в их законы, то они считают, что по ним можно спрашивать с тебя.

Я сидел на скамейке у ворот. Утреннего холодка уже не было, осеннее солнце выглянуло бледное, словно из-под вуали, и приятно грело. Сестра шла домой – у них в школе была большая перемена. Я ошалел, увидев сестру в том самом нелепом черном пальто с бобровым воротником.

– Мариям, – остановил я ее, – почему ты в пальто, разве сейчас так холодно?

– Не знаю. Отец сказал: «Надевай».

– Что ты мелешь, – отец, отец!. Хоть бы в зеркало на себя поглядела.