— А ты уже не ищешь? — с вызовом спросила я.

— Ищу, но в пределах разумного, — меланхолично отозвался Димка.

Официантка принесла наш заказ. Видя, что я, онемевшая и разочарованная, неподвижно сижу над тарелкой с мясом, Кожухов осторожно поинтересовался моим самочувствием.

— Да просто есть расхотелось…

— Это ты брось, — неожиданно весело сказал он, — если из-за всего, что с нами происходит, аппетит терять!

— А он тебе не сказал, этот ушлый старлей, что бандиты уже на свободе? — Я в упор посмотрела на своего друга, которого мне все меньше и меньше хотелось так называть.

— Да что ты говоришь! — изобразил удивление Кожухов.

— Я их видела пару часов назад. Они прекрасно себя чувствуют и, по-моему, замышляют новую гадость в отношении меня. — Я неотрывно следила за Димкиным лицом, пытаясь увидеть хоть слабый намек на раскаяние или стыд.

Хотя чего ему стыдиться, не он же дал распоряжение отпустить этих отморозков. И все-таки я ждала хотя бы слова участия или сожаления по поводу того, что все так нелепо получилось, возмущения или, по крайней мере, неодобрения действий Гунькова… Лицо же Кожухова не выражало ничего, кроме усталого смирения, если не сказать равнодушия.

От шашлыка шел аромат, и я наконец соблазнилась, в глубине души плюнув на Кожухова. На него мое молчание подействовало угнетающим образом. Он стремился побыстрее разделаться с ужином, чтобы отчалить. Я это поняла по тому, как лихорадочно и сосредоточенно он ел мясо и салат. «Все-таки стыдно, — мысленно комментировала я это темпераментное поглощение пищи, — волнуется. Или это не стыд, а просто неловкость, желание поскорее избавиться от неприятного соседства? Продался, значит… Конечно, семью надо кормить и все такое… Но кому не надо? Тем, кто остается честным и порядочным, выходит, не надо? Выходит, они меньше о своих заботятся?»

— Так как ты это объяснишь? — вернулась я к теме «досрочного освобождения» охломонов Пал Василича.

— Что? — непонимающе заморгал ресницами Кожухов, отвлекшись от страстного поедания шашлыка.

— На свободе бандиты, вот что, — вспыхнула я, — что ты на это скажешь?

— Ну, значит, — Димка проглотил неразжеванный кусок и выпил сока, — быстро со всем этим управились. Прямых улик нет, собрали показания свидетелей, выслушали парней и отпустили. Все равно они бы попали под амнистию. Надо и это учитывать, — менторским тоном добавил он.

— О-очень интересно, — скривила я рот в ядовитой усмешке, — как же все-таки им повезло… Не успели нахулиганить и человека укокошить, а здесь амнистия, терпеливый и понимающий старлей, вежливые и на удивление гуманные прокуроры…

— Что ты хочешь этим сказать? — насторожился Кожухов.

— Ничего хорошего для тебя, — нагло заявила я, пережевывая мясо. — Отличный шашлык, ты как находишь?

— Мне не хотелось бы, чтобы ты думала обо мне…

— Я вообще о тебе не думаю, обижайся не обижайся, — с едкой улыбочкой «успокоила» я «друга», — много чести.

По сценарию я должна была встать и уйти, гордо держа голову и сохраняя величественную осанку. На прощанье дежурно, почти саркастически улыбнуться, намекая на мое отношение к собеседнику. Я так и хотела сделать, уверяю вас. Но потом вдруг во мне взыграл эгоизм. Никто, тем более этот жалкий прокуроришка, не заставит меня отказаться от пищи. Я сегодня почти весь день на ногах, могу же я позволить себе ужин! Видно, Кожухов тоже ждал от меня чего-то театрального, какого-нибудь дополнительного презрительного жеста или откровенно злобного замечания, потому что он перестал жевать и выжидательно поглядывал на меня исподлобья. Но и здесь я его разочаровала, как, впрочем, и он меня. Поняв, что спектакля не будет, он с выражением неловкости на лице пожал плечами и снова принялся за шашлык. Так мы ели, молча, не глядя друг на друга, полные тихого недовольства и желания поскорее распрощаться друг с другом.

— Что ты намерена делать? — с прокурорским неверием в мою благонадежность полюбопытствовал Кожухов.

Димкин вопрос растаял в гостеприимном воздухе кафе, едва слетев с его губ. На этот раз была моя очередь равнодушно пожимать плечами, что я и сделала.

— Добиваться справедливости? — ответил за меня Димка.

Как славно: сам спрашивает, сам отвечает. Может, ему поднатореть в этом искусстве? Или это следствие судебной практики?

— Как ты догадался? — я покончила с мороженым и закурила.

— Просто немного знаю тебя, — улыбнулся Кожухов, вытерев рот салфеткой.

— Я почти уверена, что Гуньков куплен, — не моргнув глазом, сказала я, — и что есть кто-то выше его по рангу, готовый за деньги оказывать бандитам разные услуги. Возможно, — пронизала я его «рентгеновским» взглядом, — тебе об этом известно или даже ты пользуешься особым доверием этого коррумпированного деятеля…

— Перестань! — вспылил Кожухов. — За кого ты меня принимаешь?

— За человека, которому надо кормить семью, — с язвительной иронией ответила я, поднимаясь со стула.

Кожухов направился следом за мной. Сухо попрощавшись с ним, я подошла к своей «девятке», а он — к своему черному «Ниссану». Раньше-то он тоже ездил на «девятке», только не бежевой, а коричневой. Взрослеет мальчик, приобретает значение и популярность.

* * *

Я отперла дверь бабушкиной квартиры со смешанным чувством досады и удовлетворения. Последнее имело своим источником избавление от иллюзий, которые я строила в отношении Кожухова. Все-таки какое-то освобождение!

К тому же меня смешила мысль, что, пока Рыжий и иже с ним устраивают мне засаду возле подъезда или прямо в нем, я могу понежиться час-другой в апартаментах своей дорогой бабули, завещавшей мне этот скромный оазис. Оставляя пальцами дорожки на пыльной поверхности старинного круглого стола, я дошла до дивана и плюхнулась на него.

«Может, и правда послать правосудие к чертовой матери? — было первое, что пришло мне в голову, когда я приняла горизонтальное положение. — А что тогда ты намерена делать с Рыжим? Он ведь получил задание отправить тебя на тот свет… И потом, ты обратилась к Стригунову. Он не может обойтись без тебя. Самое разумное — расхлебать эту кашу вместе с ним, бандитов посадить за решетку и жить себе припеваючи».

Поразмышляв в таком примерно духе некоторое время, я набрала номер служебного телефона Стригунова. Олег сам поднял трубку.

— Это я, Олег, — сказала я, узнав его голос, — слушай мой график на ближайшие сутки. Сегодня буду дома через час. Успеете подготовиться?

— Успеем, — успокоил меня он, — я уже посадил одного парнишку на крышу пятиэтажки, которая стоит напротив твоего дома — он будет координировать наши действия. Да, может, ты наденешь бронежилет на всякий пожарный?

— Нет, — отвергла я его предложение. — Спасибо, конечно, за заботу, но в жилете я чувствую себя скованно. Лучше уж налегке.