— Все в радиусе ста шагов уснут. И мы обойдемся без крови… ты спасешь многих людей.

Наверное, безопаснее было бы поверить, но Меррон не могла себя заставить.

— Меррон, от твоего благоразумия зависит не только твоя жизнь. Подумай о тете.

Вот же твари! Бетти точно не при чем!

— Иди, дорогая.

Она и пошла. До двери десять шагов, каждый из которых как последний. И каблуки туфель с железными подковками звонко цокают по камню. В спину направлены взгляды. Стрелы, кажется, тоже.

С такого расстояния не промахнутся. Арбалетная же стрела человека насквозь пробьет. И ладно, если в сердце, или там артерию крупную перережет… хуже, если в спин или живот. Дольше.

А вот и дверь.

Массивная. Старая, но крепкая. И Меррон берется за ручку, тянет на себя, не сразу поняв, что дверь заперта. Бронзовый молоток касается древесины беззвучно. И некоторое время ничего не происходит. Но вот заслонка сдвигается. У Меррон не получается рассмотреть человека, который стоит по ту сторону забранного решеткой окна. Это не Сержант точно.

— Уходи, — говорят ей.

— Нет. Мне надо увидеть Сержанта.

— Уходи.

— Нет!

Заслонка вернулась на место, и Меррон от злости пнула дверь. Она не уйдет. Будет стоять столько, сколько надо, потому что вернуться — признать поражение. И убить тетю.

Время тянулось… Меррон разглядывала дверь, боясь обернуться. Она изучила каждую трещину на лаке, узор патины на бронзе, россыпь гвоздей. Она почти уже решилась отступить — те, кто за спиной, видят, что происходит! Меррон не виновата!

Однако окошко вновь открылось.

— Передай, — между прутьями просунули лист, который Меррон взяла, уже понимая, что ей не откроют. Наверное, Сержант хорошо знал лорда-канцлера.

Читать, что было в записке, она не стала. Отдала человеку, который наверняка решал, что делать с Меррон. Он развернул лист, хмыкнул и отдал.

«Нет смысла менять одну женщину на другую. Все одинаковы. Д.Б.»

Да. Наверное. Все одинаковы. Мужчины. Женщины. Люди.

Равны.

И равно беспощадны.

А Меррон зря надеется на чудо. У нее всего-то есть — кусок мыла и шарик, способный вызвать сон. Тогда уснет и она, но… это лучше, чем ничего. И Меррон разжала пальцы.

Шарик ударился о камень с глухим совсем нестеклянным звуком. Покатился. И был остановлен носком сапога.

— Извини, — сказал лорд-канцлер, поднимая шарик. — Но войны без случайных жертв не бывает.

Как ни странно, на месте убивать не стали, как и возвращать Малкольму.

Рядом с лордом-канцлером возник невысокий человек в серой одежде, который сказал:

— Пойдем.

И Меррон подчинилась. Один — это не дюжина. С одним она справится… или сбежит… бросит мылом и сбежит. Главное, отойти подальше. Не будут же ее на глазах у всех резать — хотя на первый взгляд при ее палаче оружия не было, Меррон не сомневалась, что он воспользуется кинжалом.

Или ножом.

Или еще чем-то стальным и острым. Небось в рукаве прячет, вон какие рукава широкие.

Он провел ее мимо стражи, и люди в броне отворачивались, словно не желая встречаться с человеком взглядом…

Поворот. Лестница вниз. Человек пропускает Меррон.

— Далеко идти? — она решается задать вопрос.

— Иди.

Пролет и еще пролет… снова… в подземелья?

Там мертвецкая. Ивар.

Мертвецкая. Ну конечно, тело в любом случае попадает туда, а палачу лень нести. Да и зачем, когда Меррон сама дойти способна. Она и идет… если Ивар на месте, то… ничего. Он же не воин.

Зато в мертвецкой крепкая дверь.

И вторая имеется. Одну запереть, а через вторую — сбежать. Хороший план? Безумный, но другого нет. И Меррон соглашается, что попробовать надо. Если все равно умирать. Но лестница вывела в незнакомый коридор, и человек сказал:

— Стой.

Все? Вот так? В каком-то закоулке замка? За углом? И просто бросят крысам? Меррон не желала, чтобы ее крысы ели. Она развернулась, взглянула в глаза человеку, который собрался ее убить, вздохнула и изо всех сил пнула его в колено.

Ботинки на Меррон были крепкими.

И колено тоже. Палач не шелохнулся, и вместо того, чтобы побежать, Меррон скрюченными пальцами вцепилась в его лицо, норовя выцарапать глаза. А он не взвыл и не схватился за ногу, оттолкнул Меррон, но почему-то вдруг стало очень больно. Слева.

— Идиотка…

Меррон согласна. Полная идиотка. Полноценная даже.

Она прислонилась к стене и по стене сползла, снизу вверх глядя на человека, сумевшего-таки исполнить приказ. И ставший ненужным кусок мыла вывалился из рукава.

На что она рассчитывала? На чудо.

С такими как Меррон, чудес не случается. И не желая видеть убийцу, Меррон закрыла глаза. Боль уходила, сменяясь холодом и неприятным оцепенением. А та штука в груди мешала очень. Меррон хотела было вытащить — не позволили.

— Не шевелись.

Не шевелится. Прячется. В темноте. Если сидеть тихо-тихо, то ее не найдут…

Сержант точит меч.

Шестой час кряду.

Круговыми движениями. Вдоль кромки клинка. Аккуратно. Неторопливо. Сосредоточенно.

В какой-то момент он останавливается, всего на секунду, и не повернув головы произносит:

— Тебе лучше уйти. Лаашья, ты с ней. Дверь закрыть. Не открывать.

Мысли не подчиниться не возникает. Мне страшно и, кажется, не только мне. Лаашья торопливо запирает дверь спальни и придвигает для надежности комод. Мы садимся на пол, обе и смотрим друг на друга. А с той стороны не доносится ни звука. Однако тишина не успокаивает.

Я открываю рот, чтобы задать вопрос: долго ли нам прятаться, но Лаашья качает головой и прижимает палец к губам. Молчи.

Молчу.

Жду. Снова тошнит, на сей раз от страха и боюсь я человека, который находится по ту сторону двери. Если, конечно, он все еще человек. Кайя называл себя чудовищем, но ни разу рядом с ним я не ощущала себя в опасности. Теперь же… дверь тонкая. Пара ударов меча и ее не станет. А потом что?

Сержант убьет меня?

Или все-таки опомнится и выдаст Кормаку?

Не знаю.

Сворачиваюсь на ковре калачиком и зову Кайя. Ждать недолго осталось, но… я не уверена, что мы выдержим. Пожалуйста. Вернись побыстрей.

Вежливый стук заставляет вскочить. И Лаашья шипит, вытягивая клинки. Она тоже будет защищать меня, ото всех, в том числе от Сержанта. Чем же Наша Светлость заслужили такую преданность?