Вспоминается Люсик…

Понятно, что капитализм есть власть рынка с кодированием мозгов толпы на товаро-развлекательную мораль. Практический же социализм есть рынок власти с кодированием тех же мозгов на безтоваро-властеобожательную мораль.

Досадно, однако, что ни Кобе, ни американцам так и не удалось построить социалистическо-демократический сионизм «в отдельно взятой стране». А всё, видимо, из-за разногласий среди евреев в интерпретации составленного в незапамятные времена одним «одарённым режиссёром» «Кодекса Строителя Сионизма». Одни там вычитали, что еврей еврею Друг, Товарищ и Брат, а другие, – что евреи евреям Врут, Товар и Блат.

* * *

(По мотивам произведений Владимира Маяковскогои Владимира Высоцкого)

Рассвет – закат,

Рассвет – закат,

Рассвет – закат

И вот:

Мне жизнь наносит сгоряча

Смертельный апперкот.

Хоть я в гробу – ни круть, ни верть,

И глазом не моргнуть,

Но говорю всем:

– «Се ля» смерть,

Пора и отдохнуть.

Пусть думал Всевышний,

Мне тело круша,

Что жить хорошо

И жизнь хороша…

Но:

В нашей буче,

Боевой, вонючей,

Станешь сам «дуче».

Миша сразу раскусил, где он оказался, и «запал»… Я – тоже, но с большим «дилеем».

Он с сестрой и детьми «потосовался» здесь некоторое время и мотанул назад туда, где «с платформы» говорили когда-то: «Это город Ленинград».

Потом, однако, стали говорить: «Это город Санкт-Петербург», – вследствие чего Миша, Женя, Зоя и Игорёха перестали понимать, куда они вернулись.

«Се ля ви». Я бы даже сказал резче: «Се ля жо»…

Ездил опять на могилы. Бедные мои, что же вы молчите…

Аккерман почернел… Наверное, от горя. Или от «незалежнiстi»?..

* * *

Как там, родные? Стёртые жизни дорогами,

Под чудесами, над синевою небес,

Как выживёте, будучи богами?..

Богами?

Как вы живёте без нас?

Как живём мы без вас?

Вы не ответите. Знаю: в молчании —

истина.

Лучше – спою вам про наше житьё

да бытьё.

А мы живём, да не так, ох, не так,

как предписано:

Из десяти – ни одной…

Каждый лепит там что-то своё…

«Задвинулся»: опять электрик, но уже по ремонту в зданиях… Арабы-палестинцы, инкрустированные евреями…

И вновь аккерманские могилы… И город того же цвета…

«Выдвинулся»: снова техник по «писи»-ам…

«Сдвинулся»: автомобильный электрик, в гараже для грузовиков и тракторов…

Уговорил моих съездить в Аккерман. Правда, через «Санкт-Ленинград»…

Питер набросил снежно-белую паранджу, чтобы скрыть раны перестройки, и был строен собой. Повидался с сестрой, Мишей и детьми. Зоя и Игорёха повзрослели. Пофилософствовал с Игорёхой над компьютерными играми, с Зоей – обо всём. Со всеми – о политике.

Потом был Аккерман и укор фотографий на памятниках…

Перебирал мамины тетради и записные книжки. У мамы есть неплохие стихи и заметки. Особенно, о войне, о блокаде Ленинграда.

Решил скомпоновать на компьютере из них её книгу, отпечатать и переплести. В четырёх экземплярах.

Анюха взялась помогать.

Квартира в Аккермане… И моя и не моя. Кладбище… Одинокий мой мальчик… И мама… И папа…

Волос крашен, нутро больное,

Уже взрослая дочь.

Над когда-то моей страною —

Ночь.

«Променял» автомобильного электрика на случайно подвернувшегося «писи»-ного техника…

Анюхе-Квакухе – семнадцать уже!

Что это случилось, поверить «каше»[1].

Ведь только недавно ходила под стол

И всех вопрошала: «Акусаес со?».

Анюле не до нас: «онауже в Париже»…

…Приехала – теперь Париж в ней…

Какого хрена я ляпнул там и тогда: в аэропорту, когда «съалинял» из СССР в «эрец» на п. м. жо. Воистину: язык мой – враг мой. Теперь ШАБАК привязался. Я им правду – они не верят. Как будто я им пророк какой-то!.. Ну, говорят, у тебя и нервы, бляха-муха. Давай, гони явки, пароли. Да уж, нервы у меня и впрямь точно, как у Штирлица: отростки нервных клеток. Хотел сказать им, что явка у меня в клозете моём, когда 23 февраля втихаря отмечаю, а пароль плохо пахнет, но подумал: «Вдруг не поймут юмора. Они ведь из Союза давно, а может, даже и никогда. Весь клозет в машкантаозной квартире переломают, пока улики будут искать»…

…Отвязались всё же. Видно, хорошо рассмотрели меня, и поняли, что у допрашиваемого с носом из «пятой графы» характер «нордическим» быть не может, и такой не то что двойным, но и одинарным агентом не потянет… Хотя, говорят, у них руки тоже длинные. Только, пожалуйста, – не старой кгбешной калошей. Как-нибудь красиво.

Израиль – Аккерман, кладбище – Израиль – Париж – Израиль. Круги… Круги… Сколько их будет ещё?..

Я выбрил чисто «фейс»,

Хотел помыть посуду,

Я даже подавил желание убрать…

Но что ей до меня?

Она уже отсюда

Умчалась на такси

«Лекарства раздавать».

Я весь остервенел,

Но дочь сказала: «Тише!

Поехал бы в «ханут»,

Подарок бы купил»…

Всё ж: что ей до меня?

Она была в Париже.

Ей сам Ильевич Г.

Чевой-то говорил.

И тайную мечту

Лелеет сердце в злости:

Когда увидит дар,

Что будем подносить,

Возьмет её слеза, И

вдруг услышат гости:

«Ах, ну зачем, спасибо.

Тебе… что положить?»

Колыбельная для восемнадцатилетней дочки

Когда бы любовь и надежду связать воедино,

Какая бы, трудно поверить, возникла картина!

Какие бы насминовали напрасные муки…

Булат Окуджава