совокупность этих полезных свойств была главной причиной того, что, получив семейное дело после смерти отца, Батиат преуспел в своей постыдной профессии. К наследственной школе в Капуе он прибавил еще несколько гладиаторских школ в других городах Италии и для удобства ведения дел обзавелся отдельной конторой в Риме.

Но даже самые заклятые враги Батиата никогда не обвиняли его в неблагодарности. К любого рода долгам, вне зависимости от того, шла ли речь об обязательствах морального, либо финансового свойства, ланиста относился со скрупулезностью царя Нумы.

В течение всего рассказа он не произнес ни слова. Казалось, на неких невидимых весах ланиста взвешивает соотношение услуги, оказанной некогда Петронием с размером платы, которую тот только что потребовал. Наконец Батиат с сожалением вздохнул, сделав очевидно вывод о том, что его моральный долг все еще слишком велик, а помощь в поиске никому не нужного бывшего гладиатора способна погасить лишь малую его часть.

– Мы сделаем лучше, если ты, мой господин, не будешь возражать, – сказал он. – В наших кругах к посторонним людям относятся подозрительно. Человеку, пришедшему с улицы, какими бы рекомендациями он не располагал, трудно завоевать доверие. С другой стороны, я пользуюсь некоторым влиянием среди коллег. Не в обиду тебе будет сказано, мои люди справятся быстрее. Я выберу самых толковых и поручу соблюдать осторожность, чтобы не спугнуть дичь раньше времени.

– Ты окажешь мне неоценимую помощь, – коротко поблагодарил Петроний. На самом деле на меньшее он и не рассчитывал.

– Кстати, первого нужного тебе человека ты уже нашел, – отогнув большой палец правой руки, ланиста указал на себя. – В начале мая ко мне обращался некий Аякс, похожий на человека, которого ты ищешь. Просил место тренера в одной из моих школ.

– Он был один? – уточнил Петроний.

– Да, – подтвердил ланиста. – И насколько я могу судить, отчаянно нуждался в этой работе. Но, слишком много спеси для провинциала, не имеющего серьезных рекомендаций. Я ему отказал. Не исключаю, что после этого он посетил и другие конторы. Мои люди разузнают все, что возможно.

– На лучшее я не мог бы и надеяться, – Петроний встал. – Я живу сейчас на Оппии, улица Пекарей. Нужно спросить дом с бычьей головой, который прежде принадлежал вдове Юстине.

*****

В гордом, восьмиколонном атрии приёма у городского префекта дожидалось около дюжины клиентов и просителей. Статилий Тавр33 уже успел совершить свой утренний выход, выслушав льстивые приветствия и пообещав, что уделит время каждому. По этой ли причине, либо из страха перед суровой репутацией престарелого магистрата, в атрии царили тишина и порядок.

Никто не пробовал проскользнуть в кабинет раньше других, никто не пытался привлечь внимание к своей особе стенаниями и жалобами, как это бывало принято в иных домах. Собравшиеся негромко переговаривались друг с другом, чинно и спокойно поджидая пока подойдет их очередь.

На Лоллия Лонгина необходимость томиться в общей толпе, конечно, не распространялась. Он еще только входил в дом, а посыльный уже докладывал префекту о новом посетителе. К тому времени как, сопровождаемый завистливыми взглядами, Лоллий, пересек атрий, из-за прикрывавшей дверь в кабинет шторы выскользнул остролицый, похожий на ласку, секретарь и сообщил, что префект готов его принять.

Это был подвижный, низкорослый, немного неряшливый и на первый взгляд смешной старик, с огромным носом, выдающимся далеко вперед на манер воронова клюва. В сравнении с этим носом все остальные черты его лица казались ничтожными, незначительными и не заслуживающими упоминания.

Неблагодарную должность префекта, Тавр занял после блестящего Марка Валерия Мессалы, чье пребывание на этом посту было таким коротким и бесславным. Вот уже тринадцать лет, суровый старик успешно справлялся с обязанностями по обузданию бунтующих рабов и беспокойных граждан. Чуждый состраданию магистрат железной рукой навел порядок в Риме. Он усмирил буйные коллегии и истребил разбойничьи шайки, расплодившиеся в Городе и окрестностях за десятилетия гражданских войн. Он ввел в рамки благопристойности коррупцию при распределении бесплатного хлеба и положил конец незаконным отводом воды из общественных водохранилищ. Даже ночной Эсквилин34 под его управлением стал почти безопасным местом. А кровавые побоища Авентинских шаек, собиравшие десятки участников и сотни зрителей, и превратившиеся в своеобразный аналог гладиаторских боев, отошли в область страшных городских преданий.

Скупым жестом пригласив Лоллия сесть на стоящий напротив стола табурет и вежливо поинтересовавшись здоровьем дядюшки, который проходил под его началом службу в Далмации, префект немедленно перешел к делу.

– Дурно. Весьма дурно, молодой человек. – Тавр укоризненно покачал головой, выслушав сбивчивый рассказ Лоллия. Руки префекта при этом как будто жили отдельной жизнью, перекладывая лежащие на столе таблички и свитки в известном только ему порядке. Выцветшие от старости глаза, не мигая смотрели в лицо посетителя. – Дом – это семья, а хозяин дома – отец. Отец волен налагать наказание, но он, же должен и отвечать за проступки домочадцев. Ты ввел в семью чужого, не потрудившись поинтересоваться, какого человека принимаешь под свой кров. Теперь ты приходишь ко мне и просишь защиты и помощи. Благодари Добрую богиню, благодари ларов-хранителей, что тебе не пришлось самому поплатиться за легкомыслие, – тут голос префекта вдруг утратил торжественную суровость, словно ему внезапно наскучила его роль. – Это только, подумать, нанял гладиатора с улицы, без ланисты, без рекомендаций. Чем ты думал? Куда дядя смотрел?

– Дядя попрекал.

Отважившись поднять взгляд, Лоллий обнаружил, что по завершении нотации префект смотрит на него уже не как Зевс на укравшего божественный огонь Прометея, а скорее, как строгий отец на непутевого, но не вполне безнадежного сына.

– Правильно попрекал, – Тавр энергично кивнул. – А ты бы и послушал пожилого человека. Не все старики из ума выжили, некоторые и нажили.

Видя, что тучи над его головой по большей части рассеялись, Лоллий позволил себе слегка расслабиться. Он даже осмелился на легкий вздох и виноватую улыбку, которые были призваны окончательно смягчить суровое сердце префекта. Подействовала ли эта пантомима, либо, что, конечно, вернее, магистрат с самого начала не слишком сердился, но Статилий Тавр и правда подобрел.

– Где искать твоего гладиатора, конечно, не знаешь? – спросил он со злорадным удовлетворением.

Лоллий лишь робко пожал плечами. Тавр вздохнул и ворчливо осведомился:

– А мне, откуда знать? Думаешь, у городского префекта мало забот? Видел сколько людей? У каждого дело. Да поважней твоего. У одного пять рабов сбежали, да двое пастухов между ними. Куда пойдут? Чем займутся? А если ночным ремеслом? Пять человек! Готовая шайка. Другому лавку дважды жгли, хвала Юноне оба раза успели потушить. Пожар в Риме! Да хранят нас боги от беды!