которой потчевали настоящих гостей. Дешевая подачка, которой расплатились за нанесенное ему оскорбление.

Юний мог бы швырнуть этот узелок хозяину дома в лицо, если бы ему позволили приблизиться к столу, за которым тот пировал. Он мог бы отхлестать этим узелком слугу, который передал ему сверток. Но что толку? В лучшем случае лукавый раб сожрет содержимое, радуясь нежданной удаче. А в худшем, в худшем его вышвырнут из дома, чтобы потом потешить гостей веселой историей о то, как молодой провинциал подрался с домашними рабами.

Все чаще Юний жалел о том, что в тот раз пошел на поводу у гордости и гнева. Конечно, он поступил правильно. Оскорбивший его негодяй получил по заслугам. Урон, который понесла его честь, требовал возмещения. Но все же… Если бы тогда он проявил больше сдержанности и смирения, может быть он бы добился большего. Может быть он добился бы хоть чего-нибудь.

*****

Будь проклят день, когда он решился довериться таким лживым и подлыми существами как гладиаторы. Как он мог быть столь беспечен, чтобы полагаться на того, кто по природе своей лишен и чести, и совести! На что он рассчитывал, надеясь, что такой человек способен сдержать обещание?

Меньше всего ему сейчас хотелось ворошить прошлое. Еще сегодня утром Корвин был твердо уверен, что похоронил эту глупую, позорную и опасную историю навсегда. А теперь она вернулась к нему. Как пресловутое кольцо Поликрата, от которого не избавиться, как ни старайся.

Ничего, в этот раз он будет умнее. Не будет доверяться чужим планам. Хочешь сделать что-то хорошо – сделай этой сам.

– Это нелепо. Что он себе вообразил? – Публий Сульпиций Корвин раздраженно швырнул табличку в секретаря. Тот неловко, обеими руками, поймал письмо.

– Написать вежливый отказ?

– Дурак. – Корвин скривил губы, сделал глубокий вдох, на миг скорбно прикрыл глаза и распорядился. – Напиши, что я буду рад принять его завтра в то время, которое он посчитает удобным. И пускай письмо отнесут теперь же.

Если секретарь и был удивлен полученным распоряжением, то у него хватило ума никак этого не показывать. Он, молча поклонился и вышел из спальни. Корвин с тоской посмотрел ему вслед. Почему-то ему никогда не везло с прислугой.

Глава 4

Префект и ланиста

Пугливый солнечный луч не удержался на ветке, потерялся в прозрачном утреннем воздухе, скользнул еще ниже и испуганно отпрянул, ожегшись о хищно изогнутое лезвие бритвы. Лезвие на миг запнулось, растерянно зависло, словно позабыв о своем предназначение. Но тут же опомнилось и сердито сверкнув, разбросало во все стороны осколки неосторожного луча. Почти с нежностью легло на ожидающую его шею и медленно проехало вверх по туго натянутой коже.

– Прости мою прямоту, господин, но твой друг не показался мне человеком глубокого ума, – произнес Иосиф.

Прямой и неподвижный будто каменное изваяние патрон сидел посреди сада в плетеном кресле без спинки. Орудуя попеременно ножницами и маленькой бритвой Марципор, приводил бороду хозяина в порядок. Худое, изможденное лицо слуги, со щеками, прорезанными двумя глубокими вертикальными морщинами, сморщилось, кончик языка то и дело мелькал между губами, а тонкие брови слились в одну линию у переносицы. Если Марципора в чем и можно было упрекнуть, так уж точно не отсутствии старательности.

– Лоллий склонен к поспешным выводам, – выдавил сквозь зубы Петроний, чье лицо, казалось, не менее напряженным чем у цирюльника.

В юности Марципор два или три года служил в пастухах. Именно это предопределило решение Иосифа, когда ему потребовалось найти для патрона цирюльника. В конце концов, тот кто в молодости остриг десятки овец в состоянии побрить одного всадника.

Конечно, иудею пришлось приложить немало усилий, чтобы защитить свой выбор. Но что ему оставалось делать? Ограниченный бюджет никак не позволял обзавестись профессиональным парикмахером. Пользоваться же услугами небрежных городских брадобреев, что стригли и брили клиентов прямо посреди улицы, нимало не смущаясь царящей вокруг толчеей, Петроний категорически не соглашался.

– Я заметил, господин, что ты оберегаешь своего друга от знания, которое может принести ему многие печали.

– Ни к чему загружать голову Лоллия лишними заботами. Его решимость довести дело до конца может и пошатнуться, когда он поймет, кого мы ищем, – проговорил всадник, когда Марципор на миг отвлекся, чтобы ополоснуть бритву.

– Найти виновного среди сотни невинных все равно что искать камень на пляже, среди мириады других камней, – с сомнением проговорил Иосиф.

Петроний не успел ответить, поскольку в этот момент, Марципор сообщил, что закончил. Он аккуратно промокнул лицо хозяина теплым полотенцем, потом вытащил из-за пояса небольшое бронзовое зеркало и поднес его к глазам патрона. Придирчиво изучив результаты Петроний с некоторой неохотой, кивнул. Марципор поклонился, выплеснул воду под ближайший куст, сложил в тазик принадлежности для бритья, свободной рукой подхватил складной столик и направился к дому.

– С таким энтузиазмом ты мог бы вдохновлять войска. На славную смерть в безнадежной битве во имя отчизны. – Теперь, когда с опасными процедурами было, покончено к Петронию вернулось обычное его язвительное благодушие. – Но мне, кажется, ты преувеличиваешь. Во-первых, в доме Лоллия не наберется и трех десятков слуг. А во-вторых, невозможно представить, что Аякс устроил это представление, чтобы произвести впечатление на повара или садовника.

– Гладиатору вовсе не стоило его устраивать, – Иосиф нахмурился. – Ведь говорят: кто нарушает установившийся порядок, подобен глупцу, что будит спящую змею. Добился он только того, что ему пришлось бежать из дома, живя в котором мог получить все что ему нужно.

– Значит ему ни к чему было оставаться в доме, – Петроний пожал плечами. – Чем Аякс мог пригрозить убийце, пока тело лежало в земле? Когда никто не знал ни об убитом, ни об убийстве? Завтра же о находке будет говорить весь Город, а послезавтра Аякс потребует от убийцы плату за свое молчание.

Что ж. Это казалось логичным предположением, из которого следовал вполне очевидный вывод.

– Если мотивом гладиатора был шантаж и, если убийство произошло в тот день, когда твой друг принимал гостей…, – начал Иосиф.

– Готов поставить свою бороду против твоей, что все так и есть, – перебил его всадник.

– Предпочту воздержаться от участия в этом споре. Мужчина без бороды подобен саду без деревьев. – Иосиф не дал сбить себя с толку. – В этом случае у нас остаются Корвин, Юний и Лоллий-старший.

Петроний вздохнул.

– Хотелось бы мне исключить последнего из нашего списка. Боюсь его виновность может разбить моему другу сердце.

– Убийце повезло, что ему подвернулось такое подходящее место, чтобы спрятать труп, – с сомнением