Случайно нашел медальон. Редкая удача. Сам не поверил. Решил продать. Поехал в город и попал к ним.

— То есть про Добружа и его пещеру с сокровищами ты не говорил?

— Тогда бы я предал твоего друга. Он хоть и дракон, но он твой друг. Я ведь правильно понял?

— Да, конечно. А они поверили?

— Не уверен. Они очень подозрительны. В любом случае выбора у них не было. И вот мы здесь. На днях они потащат меня в горы, чтобы я указал им место находки. Герцог надеется, что где-то поблизости они найдут и пещеру… Какое место им показать, ума не приложу! Они ведь не успокоятся, пока не найдут сокровища. Ох, чувствую, долго меня будут таскать по горам, пока со злости, поняв, что я вожу их за нос, не сбросят в какую-нибудь пропасть.

— Не волнуйся, пап. Этого не будет. Все еще проще и хуже, чем ты думаешь.

Коста удивленно вскинул брови и приготовился слушать, внутренне насторожившись.

— Пока тебя не было, многое изменилось, — продолжил Никос. — Ты не знаешь последних новостей. Каким-то образом проклятый Гийом прознал не только о драконе, но и о его пещере. Более того, он почти точно знал, где она находится. Судя по всему, разыскал пещеру его сын, Эжен, потому что накануне он сильно простудился, наверное, в горах, выслеживая Добружа.

— И что? — напряженно спросил отец.

— Гийом подбил остальных идти к пещере за сокровищами. Добруж, конечно, напустил на них страху: бежали они до Луговиц без остановки и не оглядываясь. Но про дракона и пещеру теперь знают все. Так что искать пещеру герцогу не придется.

— Да-а-а…, — протянул Коста, обдумывая сложившуюся ситуацию. — Нам-то это на руку, — медленно проговорил он, — мы им теперь не нужны, но другу твоему теперь придется туго… — Внезапно отец оживился: — Слушай, Никос, герцога и его людей интересуют только сокровища. Сам дракон без сокровищ им не нужен. Они будут рады радешеньки, если удастся забрать богатства без столкновения с крылатым монстром. Поговори со своим другом. Пусть спрячется на несколько дней. А когда они уйдут, никто про него и не вспомнит. Кому нужен дракон без сокровищ? Пожалуй, только тебе. Сокровища без дракона — да! А дракон без сокровищ — нет, никому не нужен. Его никто не станет беспокоить, он сможет спокойно жить, радоваться жизни и дружить с тобой.

— Хм. Пожалуй ты прав, — повеселел Никос.

— Ты должен предупредить друга. Но сначала успокой маму. Пусть за меня не волнуется. Утром к герцогу наверняка прибежит Гийом и расскажет о пещере. Я стану не нужен, и меня отпустят. А ты беги затем к дракону. У тебя еще останется три часа, к рассвету успеешь вернуться.

— Хорошо, я все сделаю, не беспокойся.

— Да я и не волнуюсь теперь. Вот увидел тебя, поговорил с тобой. Мне теперь хорошо и спокойно. Почти спокойно. Конечно, ситуация не из приятных, но теперь, когда вы с мамой рядом, мне много лучше. Там в городе, Никос, я в первую очередь волновался за вас и боялся, что больше вас не увижу. А теперь мне хорошо-о.

— Я… Мы тоже по тебе скучали и очень волновались.

— Я знал. В хорошей семье так и должно быть… Ну, давай обнимемся, и беги к маме…

Никос обнял отца, руки которого были связаны. Они поцеловались.

— И последнее, сынок. Постарайся уйти незамеченным и вернуться к рассвету. Надеюсь, что герцог и его люди после попойки будут спать долго, — Коста с ухмылкой глянул на храпящих стражников. — Но если ты опоздаешь, герцог заподозрит неладное. Он никому не верит, даже его преосвященству. А если это случится, то… Об этом даже лучше не думать. Помни, от тебя сейчас зависит жизнь твоего друга и… и наши… С тяжелым сердцем отпускаю тебя. Будь осторожен. Ночью в горах очень опасно! Я бы не отпустил тебя, — Никос удивленно вскинул брови. — В конце концов, спокойствие семьи для меня дороже, чем жизнь самого распрекрасного дракона. Но… — Коста повысил голос, предупреждая возможные возражения сына, — я знаю, знаю!.. Ты все равно бы убежал предупредить друга. Наверное, мы тебя слишком правильно воспитали, — отец тяжко вздохнул и продолжил. — Повторяю, будь осторожен. Возьми фонарь, но зажигай его только за околицей. Поторапливайся, но внимательно смотри под ноги. И еще, возьми у мамы мой нож, — при этих словах глаза мальчика заблестели. — Скажешь, что я разрешил.

Никос кивнул.

— Ну, вот теперь, кажется, все. Беги, сынок.

* * *

Мама не спала. Она встретила Никоса в сенях, так как в доме ночевали герцог и его ближайшее окружение. Разговаривать там было опасно.

— Ну, рассказывай, — шепотом велела Хельга.

Молча выслушала она торопливый рассказ сына. Только в конце спросила:

— Как папа?

— Он молодцом, — успокоил ее Никос. Глаза у мамы потеплели и, спеша воспользоваться моментом, мальчик тут же передал последнее поручение отца, многозначительно добавив в конце: — Папа разрешил.

Даже в ночном полумраке было заметно, как потемнели глаза матери. С минуту она внимательно смотрела на сына. Мало кто выдерживал ее буравящий взгляд. Непонятным образом она всегда угадывала, говорят ли ей правду или обманывают.

Побаивались ее соседки, называя, кто «колдуньей», кто «вещей Хельгой». Поэтому Никос никогда не врал матери. В крайнем случае, мог промолчать.

— Сынок, ты повзрослел, — наконец с нежной грустью сказала Хельга и погладила сына по голове. Молча принесла она масляный фонарь, отцовский нож, флягу с водой и теплую куртку. Затем помогла Никосу собраться в дорогу, поцеловала и совсем по-будничному строго шепнула:

— К завтраку не опаздывай.

* * *

В эту ночь полноликая луна не пряталась стыдливо за тучи. Серебристый свет ярко освещал дорогу. До околицы удалось добраться быстро и без приключений. Чтобы зря не тратить время и драгоценное масло, зажигать фонарь Никос не стал и побежал дальше через луг. И только перебравшись через ручей и почувствовав первые камни под ногами, зажег фонарь.

В горах продвижение замедлилось, слишком велик был риск оступиться. Выступ гордецов отбрасывал мрачные и причудливые тени. Казалось, за каждым камнем таится неизвестность и поджидает опасность. Одной рукой держа фонарь, второй Никос ухватился за рукоять ножа, заткнутого за пояс. В какой-то момент показалось, что мозолистая отцовская рука, не так давно всей тяжестью ложившаяся на рукоять, сжимает твою руку, поддерживая в трудный час.

Ох, нелегкое это испытание — бороться с ночными страхами, когда реальность ограничена светом фонаря. Там, за невидимой преградой, за которую не пробивается его луч, действительность искажается фантазией. Любая тень, шорох, звук падающего камня