— Дик был, — помрачнела соседка, — я ещекормить его ходила. Да только он убежал куда-то после смерти хозяина.

— Разве он не на привязи был?

— Да вон, — Мария Семеновна вытащила из будкикожаный поводок, — был он привязан, так, видно, сорвался…

Надежда внимательно осмотрела поводок, он был срезан какбритвой. Или ножом. Собака не может так действовать зубами.

— Давно это было? — спросила она.

— Так на следующую ночь после похорон!

Ночью сначала он лаял сильно, спать нам не давал, а потомкак заткнулся. И все, больше мы его не видели. Но, может, хулиганы какие хотелизалезть, узнали, что дом без хозяина. Потому что замок на двери вскрыли. Я Аннепозвонила, она примчалась — ничего, говорит, вроде не пропало, видно, спугнулиих. Она замок амбарный повесила и уехала. А муж мой говорит — хорошо, что Дикудрал, а то выл он ночами сильно, спать невозможно. А так, может, его ктоподберет — собака-то породистая, немецкая овчарка.

С этими словами соседка подобрала валявшиеся в траве граблии понесла их к сараю.

Дверь в сарай была закрыта на простую щеколду. МарияСеменовна распахнула дверь и в ту же минуту из сарая раздалось грозное рычание.

— Ой! — отпрянула женщина. — Да кто же здесь?

Они с Надеждой снова боязливо распахнули дверь и увидели всамом дальнем и самом темном углу крупную собаку — немецкую овчарку. Пес лежална боку, но, увидев чужих, сделал слабую попытку подняться. Шерсть на немсвалялась, глаза подернуты гнойной пленкой, и даже не щупая можно было понять,что нос у него сухой и горячий.

— Дик! — взвизгнула Мария Семеновна. —Вернулся!

— Что ж он в сарае-то, а не в будке своей?

— А видно, совсем плох, — спокойно сказаласоседка, — вот и заполз умирать. Все одно, конец у него один — без хозяинане проживет.

— Может, кто его возьмет? — Надежде ужасно жалкобыло собаку.

— Да кто его больного возьмет? — Соседка пожалаплечами. — Он вон шлялся где-то, может, заразный какой… Нет, тут уж ничегоне сделаешь.

Тут соседка заметила, что говорит с пустотой, потому чтоНадежда в это время смоталась к будке за миской. Она набрала воды из бочки, чтостояла у сарая, прихватила еще рогожку и зашла в сарай. Пес при ее приближениизарычал и показал огромные клыки.

— Ладно-ладно, — сказала Надежда, — ничеготебе не сделаю. Попей вон водички, может, полегчает.

— Зря вы это, — соседка поджала губы, — выуедете, а нам тут разбираться.

— Анне Константиновне позвоню, — сказала упрямоНадежда, — может быть, Игорь собаку заберет.

Она прекрасно знала, что неизвестный Игорь отдыхает сейчас вКрыму, а его мамаша, если бы хотела, давно бы собаку забрала.

Значит, вот как, думала обозленная Надежда, личные вещихозяина сразу продали, якобы деньги очень нужны, дом и сад надеются отсудить, асобаку — на живодерню. Не дай Бог таких наследничков, это ж спокойно непомрешь!

С соседкой распрощались довольно сухо, и Надежда отправиласьвосвояси. Сунув руку в карман, Надежда нашла там розовый камешек, отмыла его упервой встреченной колонки и еще больше уверилась, что камень этот — подвескаот кулона. Где-то должна быть цепочка или шнурок. Хотя камень явно хороший, нестекляшка какая-нибудь, стало быть, и цепочка должна быть дорогая. И тут жеНадежда вспомнила алкаша, который предлагал ей у магазина купить цепочку. Не тали эта цепочка? И еще перед ней вдруг встал снимок с экрана компьютера, где таженщина с усталыми глазами подслушивает чужой разговор. Она наклонилась какможно ближе, прямо свесилась из окна, и ясно видно у нее на шее украшение.Кулончик на цепочке.

Обратный путь до привокзальной площади Надежда Николаевнапреодолела чуть ли не бегом.

Ее одолевали противоречивые чувства: с одной стороны, ужасноне хотелось вступать в контакт с отвратительным алкашом, с другой — хотелосьрасспросить его, узнать, где он взял золотую цепочку. В крайнем случае — ещераз взглянуть на эту цепочку и убедиться, что это — именно та самая, сфотографии…

Ей казалось, что это может пролить свет на таинственноеубийство в доме Ильи Константиновича.

Около магазина колоритного аборигена не оказалось.

«Ну вот, — раздраженно подумала Надежда, — когдаон не был нужен — еле от него отделалась, а когда понадобился — тут как сквозьземлю провалился».

Она толкнула скрипучую дверь и вошла в магазин.

Внутри Чугуева тоже не было.

Не было и других покупателей, рослая грудастая тетка с мелкозавитыми белыми волосами и ярко-красным нарисованным ртом в гордом одиночествевозвышалась за прилавком. Ее руки, с толстыми, как любительские сосиски,пальцами, унизанными немыслимым количеством колец и перстней, быливеличественно сложены под мощной грудью.

Надежда поняла, что это и есть та самая Клава, которую ВоваЧугуев так немилосердно поносил за нежелание купить у него цепочку. Онапоздоровалась с продавщицей и подошла к прилавку, мимоходом ознакомившись с ассортиментомпродовольственных и прочих продуктов.

Продавщица окинула Надежду пренебрежительным взглядом,разлепила ярко-красные губы и промолвила:

— Здрассте!

— А что, — начала Надежда, выдержав для приличияпаузу, — тут недавно такой.., мужчина находился…

— В этой дыре, — моментально отозваласьпродавщица, — отродясь ни одного мужчины не было.

— То есть.., как это? — искренне удивиласьНадежда.

— А очень просто. Откуда здесь мужчинам взяться? Здесь— либо старые козлы, либо боровы пьяные. Какие уж тут мужчины!

— Ах, ну вы в таком смысле! — протянулаНадежда. — Так сказать, в философском!

— В самом житейском, — отрезала продавщица.

— Ну я не имела в виду, что у вас здесь Ален Делонразгуливал, — Надежда усмехнулась, — по вашей классификации — как разпьяный боров…

— Вовка Чугуев, что ли? — изумиласьпродавщица. — Господи!

— Да, кажется, его так зовут…

— Господи! — повторила Клава. — На фига тебеэтот козел сдался?

— Так он же, по вашей теории, не козел, а боров?

— И козел, и боров — все в одном флаконе! —Продавщица сплюнула под прилавок. — Ну на фига он тебе?

Надежда Николаевна покраснела при мысли, что кто-то могзаподозрить ее в женском интересе к такому экземпляру, и торопливо пояснила:

— Да он цепочку продавал.., золотую, вот я и подумала…

Продавщица отвернулась, взяла с полки огромную головку сыра,тяжело шлепнула ее на прилавок и только тогда снова подняла на Надежду глаза.