перебил рев мула и истошные вопли. Я высунул голову в окно, и глазам моим предстало чудовищное зрелище. Ганцзалин не сумел справиться с мулом, и тот упал, придавив его к земле. Теперь двадцатипудовая туша билась на земле, и, лежа под ней, ужасным голосом вопил мой добрый слуга. Черводары, стражники и вся улица, остолбенев, смотрели на происходящее. Ганцзалин погибал прямо у меня на глазах! Не тратя больше ни секунды, я рванулся к нему на помощь, но зацепился за какой-то крюк в тахтараване. Мой помощник заразил меня своим невезением, не иначе!

— Пора бежать? — спросила Ясмин, глядя на меня черными, как спелая слива, глазами.

Эти слова подействовали на меня, как ковш холодной воды. Ну, конечно, как я мог забыть! Ведь все это — только представление. И, кажется, спектакль удался — несколько черводаров, преодолев оцепенение, кинулись помогать Ганцзалину.

— Бегите! — коротко сказал я Ясмин.

Прощания у нас не вышло. Да и какое могло быть прощание, ведь мы знакомы один день, а то, что она девушка, узнал я лишь в последний час. Но сейчас, глядя на нее, почему-то чувствовал я горечь утраты и сожаление.

Ясмин приоткрыла дверцу тахтаравана. Но прежде, чем выскочить наружу, вдруг обернулась и обожгла меня взглядом черных глаз. Не знаю, как я пропустил миг, когда она оказалась совсем близко. И прозевал мгновение, когда она коснулась рукой моей щеки. Или, может быть, не коснулась, а просто поднесла ладонь к лицу и подержала рядом одну только секунду. Это было как дуновение ветра, взмах бабочкиных крыльев… Спустя мгновение она выпорхнула из тахтаравана.

Еще несколько секунд — и Ясмин растворилась бы в толпе. Но в этот день счастливый случай был явно не на нашей стороне. Выпрыгивая из экипажа, Ясмин крайне неудачно наступила на камень. Ножка ее подвернулась, и она с легким стоном упала на землю. Я бросился на помощь, надеясь, что за неразберихой, поднятой Ганцзалином, у нее будет время прийти в себя и исчезнуть. Но, помогая ей подняться, я почувствовал за спиной жаркое дыхание лошади.

Я обернулся. На меня злобно таращился унтер. Он что-то прошипел, потом ткнул пальцем в Ясмин. Второй, огромный ферраш подъехал к нам вплотную, теснил своей лошадью нас с барышней. За его спиной маячило сосредоточенное лицо Ганцзалина, который прервал свою комедию, увидев, как оборачивается дело.

Шаг за шагом мы с Ясмин пятились назад. Выбивание всадника из седла — дело не самое сложное. Захоти я — и через пару секунд ферраш лежал бы на земле. Унтер что-то гневно прокричал по-персидски, огромный стражник замахнулся саблей над моей головой, Ганцзалин за его спиной сжался, как пружина, готовясь взвиться в воздух.

Стражник все еще держал саблю над моей головой, не решаясь ни ударить, ни опустить. Но тут на помощь пришла сама Ясмин. Она выбежала вперед и пронзительно закричала что-то по-персидски. Я не понял слов, но уловил общий смысл: она кричала, что сдается. Ферраш прорычал что-то чудовищным голосом и опустил саблю.

— Сударыня, — я незаметно коснулся Ясмин рукой, — я могу вас защитить.

Это была хорошая мина при плохой игре. Не мог я защитить ее посреди Персии, мог лишь несколько отсрочить арест.

— Не нужно, — так же тихо отвечала она. — Я не преступница, я просто сбежала из дома. Меня вернут к родителям — только и всего. Но я счастлива, что познакомилась с вами. Я увидела, что такое настоящий рыцарь.

Она проскользнула мимо стражника и подошла к унтеру. Они перекинулись несколькими фразами, ферраш подал ей руку и помог влезть на коня позади себя. Оба полицейских вместе с Ясмин рысью поскакали назад, к Решту. На скаку она повернулась и напоследок махнула мне рукой.

Рыцарь… Мне стало горько. Какой я рыцарь, если не сумел уберечь доверившуюся мне девушку?

— Господин, — услышал я словно сквозь сон, — господин, нам пора…

Это подошел ко мне караван-баши. Драмы драмами, а дело прежде всего. Если будем останавливаться из-за каждой девчонки, до Тегерана так и не доберемся, говорил его красноречивый взгляд.

Я молча полез обратно в тахтараван и неожиданно увидел сидящего там Ганцзалина.

— Это мое место, — хмуро заметил я. — Будь любезен, подвинься…

— Почему подвинься, — оскорбился тот, — я жизнью рисковал. Я руку вывихнул из-за этого мула, и мне нельзя проехаться немного в уюте и покое?

Я махнул рукой: черт с тобой, езжай где хочешь. Но тут же вспомнил кое-что.

— Скажи, а ты не удивился, когда увидел вместо мальчишки девушку?

— Чего удивляться, она с самого начала там сидела, — отвечал Ганцзалин.

Тут уже удивился я. Он что — сразу распознал в Ясмин девушку? Ганцзалин только плечами пожал. — А как можно не распознать — она ведь ведет себя, как девушка, говорит, как девушка, а, главное, пахнет, как девушка. Неужели господин этого сразу не заметил?

— Заметил, — отвечал я, — конечно, заметил. И именно поэтому решил ей помочь. Ты ведь знаешь, что такое кодекс рыцаря, обязанного опекать прекрасных дам?

Ганцзалин в ответ лишь хмуро пробурчал, что этим дамам только дай волю — тут же сядут на шею — не сгонишь потом.

Глава четвертая

Цианистый калий

Переночевав на постоялом дворе, мы продолжили путь. С утра к нашему каравану присоединилось семейство персидского полковника-сергенка в составе самого полковника, его жены и его малолетней дочери. Я с большим удовольствием уступил им свой тахтараван, чем, кажется, вызвал недовольство караван-баши. Тот очень хотел усадить меня обратно, но я устал и не желал больше быть узником гигантского сундука с прорезями для воздуха. Правда, в тахтараване моем ехали только жена и дочь полковника, сам полковник предпочел гарцевать на муле.

Теперь мы двигались по горам. Дорога была живописной, но опасной. Дело усугублялось тем, что местные мулы почему-то упорно ходят по самому краю тропы. Время от времени они срываются вниз и находят себе тут упокоение. Это можно было понять по белым костям, которые щедро усеивали склоны.

Во второй половине дня прямо перед нами разверзлась пропасть. Впрочем, пропасть оказалась небольшой, шириной футов в тридцать, так что слово «разверзлась» тут не совсем подходит. Тем не менее пропасть была достаточно глубокая, чтобы отпало всякое желание в нее падать. Прямо над ней повис хлипкий мостик без перил. Внизу шумела ледяная горная речка, из которой торчали острые камни. Было ясно, что падение вниз означает верную смерть.

Правда, бревна на мосту были достаточно широкие, так что пройти мы должны были без всяких сложностей. Так, во всяком случае, казалось мне.