Но в то же время не стоит думать, что после того, как португальские корабли впервые обогнули мыс Доброй Надежды, началась эра бесспорного господства Запада. Период, который историки называют «эпохой Васко да Гамы» или «эпохой Колумба» (триста — четыреста лет начиная с XVI века, в течение которых Европа сохраняла свою гегемонию), наступил не сразу, а формировался постепенно. Португальские исследователи могли бы достичь берегов Индии в конце XV века, но их суда были слишком малы (зачастую их водоизмещение составляло не более 300 тонн) и совсем не так хорошо вооружены, как столетие спустя мощные корабли голландской Ост-Индской компании, которые бороздили те же воды. На самом деле португальцы долгое время не могли проникнуть в Красное море, да и впоследствии едва преуспели в этом, и не могли далеко продвинуться в Китае, а конце XVI века в противостоянии с арабами они потеряли некоторые из своих восточноафриканских владений{24}.

Также ошибочно было бы предполагать, что неевропейские государства просто рассыпались, как колода карт, при первых признаках западного экспансионизма. Так действительно произошло с Мексикой, Перу и другими менее развитыми сообществами из Нового Света после высадки там испанских авантюристов. С другими государствами все обстояло совсем иначе. Ввиду того что китайские правители добровольно отказались от морской торговли, их действительно не беспокоило, что коммерция оказалась в руках варваров, даже квазигосударственная фактория, которую открыли португальцы в Макао в 1557 году, хотя и должна была принести прибыль местным торговцам шелком и администраторам, которые на все смотрели сквозь пальцы, казалось, не нарушила спокойствия Пекина. Японцы, в свою очередь, были еще прямолинейнее. Когда португальцы в 1640 году прислали миссию с протестом против изгнания иностранцев, японцы почти всю ее перебили, и здесь не могло быть и речи о какой-то попытке возмездия со стороны Лиссабона. Наконец, Османская империя контролировала восточную часть Средиземного моря, а на суше являлась большой угрозой для Центральной Европы. В XVI веке действительно «для большинства европейских государственных деятелей потеря Венгрии имела более важное значение, чем организация факторий на Востоке, а угроза Вене значила больше, чем их проблемы в Адене, Гоа и Малакке; и только правительства стран, граничащих с Атлантикой, могли, как позднее и их историки, игнорировать этот факт»{25}.

После всех этих оговорок не остается сомнений, что создание хорошо вооруженных парусников с большой дальностью плавания в значительной степени упрочило позиции Европы в мире. С таким флотом Запад мог контролировать все океанские торговые маршруты и внушать благоговейный страх другим государствам мира, уязвимым с моря. Это подтвердили и первые крупные столкновения португальцев и их мусульманских противников в Индийском океане. Безусловно, со временем история обросла определенными преувеличениями, но читая журналы и отчеты да Гамы и Албукерки, описывающих, как их боевые корабли прокладывали путь сквозь гигантскую флотилию арабских доу и прочих легких суденышек, с которыми они столкнулись у малабарских берегов и на пути к Ормузу и Малакке, создается впечатление, что на головы их несчастных врагов обрушилась неведомая доселе сверхчеловеческая сила. Следуя новой тактике «не идти на абордаж, а использовать артиллерию», португальцы фактически стали непобедимы на море{26}. На суше же картина была немного иной. Подтверждением могут служить ожесточенные битвы (и время от времени происходившие поражения) под Аденом, Джиддой, в Гоа и во многих других местах. И все же к середине XVI века решительным и жестоким захватчикам с Запада удалось создать целую сеть фортов от Гвинейского залива до Южно-Китайского моря. Несмотря на то что португальцы так и не сумели монополизировать торговлю индийскими специями (значительная часть продолжала поступать в Европу по традиционным каналам, ведущим в Венецию), они все же смогли взять под свой контроль существенную долю коммерческих потоков и заработать на своем лидерстве в имперской гонке[6].

Но еще выгоднее, безусловно, было создание обширной империи в Западном полушарии силами конкистадоров. Совершив первую высадку на Гаити и Кубе, испанские экспедиции двинулись дальше на материк, покорив в 1520-х годах Мексику, а в 1530-х — Перу. Всего за несколько десятилетий их владения расширились настолько, что охватывали теперь территорию от Ла-Платы на юге до Рио-Гранде на севере. Испанские галеоны, курсируя вдоль западного побережья, присоединялись к кораблям, шедшим из Филиппин с китайским шелком для обмена на перуанское серебро. В своем «новом свете» испанцы дали всем ясно понять, что они пришли сюда надолго, вводя свои административные порядки, строя церкви, занимаясь разведкой и добычей полезных ископаемых. Используя природные ресурсы, а еще больше местных жителей в качестве дешевой рабочей силы, конкистадоры отправляли с завоеванных территорий домой все больше и больше сахара, кошенили, кожи и других товаров. Помимо всего прочего, в Испанию рекой полилось серебро с шахт Потоси, в течение целого века остававшихся крупнейшим в мире месторождением этого ценного металла. Все это привело к «стремительному росту объемов трансатлантической торговли, которые с 1510 по 1550 год увеличились в восемь раз, а с 1550 по 1610-й — еще втрое»{27}.

Все это свидетельствовало о том, что подобные империалистические идеи — не временное явление. В отличие от редких и краткосрочных походов Чжэн Хэ, действия португальских и испанских исследователей говорили о стремлении изменить мировой политический и экономический баланс. И благодаря корабельным пушкам и солдатам с мушкетами они этого добились. Оглядываясь назад, порой очень трудно представить, что такая страна, как Португалия, довольно малочисленная и не имеющая больших ресурсов, могла забраться так далеко и завладеть огромными богатствами. Но учитывая европейское военное и морское превосходство, описанное выше, ничего невероятного в этом нет. Когда же это произошло, очевидные выгоды от создания империи и огромное желание разбогатеть просто ускорили процесс расширения.

В истории «европейской экспансии» есть отдельные моменты, которые до сих пор либо умышленно игнорировались, либо упоминались лишь вскользь. Не изучен достаточно личностный аспект, а он в изобилии присутствовал во всех крупных предприятиях: в поддержке таких людей, как Генрих Мореплаватель, в мастерстве корабелов и оружейников, а также литераторов, в предприимчивости коммерсантов и, самое главное, в безмерной храбрости участников заграничных походов, переносивших в пути все невзгоды, которые им приготовили изменчивое море, суровый климат, дикая природа и коварные враги. Этими людьми двигали разные мотивы: личная выгода, национальная слава, религиозный энтузиазм и даже тяга к приключениям. Ради этого они были готовы рискнуть всем, что во многих случаях и делали. Не останавливались особо историки и на описании ужасов, которые творили завоеватели в Африке, Азии и Америке. И если в настоящей книге об этом также не очень подробно рассказывается, так это потому, что в свое время во многих обществах те, кто всеми силами стремился стать хозяином мира, уже подверглись осуждению. Что выделяло европейских капитанов, их команды и исследователей, так это наличие кораблей и огневой мощи, с помощью которых они могли удовлетворить свои амбиции, и то, что все они — плод политики, в которой главенствовали конкуренция, риск и дух предпринимательства.