— Наверное, пока не встретил ту, с которой хотелось бы провести вместе пятьдесят два года.

— В Йеле, наверное, миллион девчонок.

— Думаю, тысяч пять‑шесть.

— По большей части американки?

Оливер улыбнулся и слегка толкнул ее плечом:

— А мне нравятся американки. Правда, я ни с одной близко не общался.

— Это не входит в тематику твоей летней научной работы?

— Не‑а… Если только девушка не боится майонеза — как ты знаешь, я веду исследования именно в этой области.

— Ага, — усмехнулась Хедли. — А в школе у тебя была девочка?

— В средних классах была. Очень славная. Обожала компьютерные игры и пиццу с доставкой.

— Очень смешно.

— Ну, не у всех же в столь нежном возрасте бывает большое и светлое чувство.

— И что с этой девочкой стало?

Оливер откинул голову на спинку сиденья:

— Да то же, что всегда. Мы закончили школу. Я уехал. Жизнь продолжается. А что стало с мистером Пиццей?

— Знаешь, он ведь не только пиццу разносил.

— Еще и сухарики?

Хедли скорчила гримаску:

— Вообще‑то он первым решил со мной расстаться.

— Что же случилось?

Хедли, вздохнув, перешла на философский тон:

— Да то же, что всегда. Он увидел, как я болтала с другим парнем на баскетбольном матче и приревновал. И сообщил по имейлу, что расстается со мной.

— Ага, — подытожил Оливер. — Большое и светлое чувство в трагическом воплощении.

— Вроде того, — согласилась Хедли и поймала на себе пристальный взгляд Оливера.

— Дурак он.

— Верно. Задним числом я понимаю, что он вообще был придурком.

— И все‑таки…

Хедли благодарно улыбнулась.

Как раз после их разрыва и позвонила Шарлотта — другого времени она конечно же не нашла — и потребовала, чтобы Хедли приехала на свадьбу со своим мальчиком.

— Вообще‑то мы не приглашаем посторонних, — объяснила она, — но тебе, наверное, будет веселее со знакомым.

— Ничего, я и так обойдусь, — возразила Хедли.

— Нет‑нет, зачем же! — настаивала Шарлотта, явно пребывая в блаженном неведении. — Это очень даже удобно. — Она заговорщически понизила голос: — Я слышала, у тебя есть поклонник?

На самом деле всего три дня прошло, с тех пор как Митчел ее бросил, и сплетни по этому поводу преследовали Хедли в школе с упорством невидимых чудищ. Ей совсем не хотелось это обсуждать, тем более с будущей мачехой, с которой она ни разу в жизни не встречалась.

— Неправильно слышали, — отрезала Хедли. — Я и одна отлично доберусь.

На самом деле, если бы даже они все еще были вместе, уж куда‑куда, а на папину свадьбу Хедли никого тащить не собиралась. Пережить целый день в кошмарном платье, наблюдая за резвящимися взрослыми, и так задача не из легких, а в обществе знакомого парня — совсем беда. Наверняка будет масса неловких моментов, когда папа с Шарлоттой станут целоваться под звон бокалов, кормить друг друга свадебным тортом и произносить умильные речи.

Хедли тогда подумала, что во всем мире не найдется человека, настолько ей ненавистного, чтобы подвергнуть его подобному испытанию. А сейчас она смотрела на Оливера и думала: а ведь, пожалуй, она была не права. Может, на самом деле во всем мире не было человека, который бы ей настолько нравился и которому бы она достаточно доверяла, чтобы позволить ему присутствовать при мучительном для нее событии. Ни с того ни с сего перед ее мысленным взором возник образ Оливера в смокинге. И хоть это просто смешно — свадьба‑то предполагалась неформальной! — у Хедли в животе начинали трепыхаться бабочки. Она усиленно заморгала, прогоняя ненужные мысли.

Оливер оглянулся на старушку, та все еще похрапывала, время от времени дергая уголком рта.

— Вообще‑то мне надо бы в уборную, — признался Оливер.

Хедли согласно кивнула:

— Мне тоже. Наверное, можно как‑нибудь протиснуться.

Оливер отстегнул ремень безопасности и рывком встал, при этом стукнулся о спинку переднего сиденья, чем навлек на себя гневный взгляд потревоженной попутчицы.

Каким‑то чудом им удалось выбраться в проход, даже не разбудив соседку. Хедли вслед за Оливером направилась в хвост самолета. На откидном стульчике скучала за журналом стюардесса. Когда ребята проходили мимо, она оторвалась от чтения и рассеянно оглядела их.

На дверях обеих кабинок горела надпись: «Занято». Хедли и Оливеру пришлось ждать в тесном пространстве между туалетами. Стоя почти вплотную, Хедли почувствовала, как пахнет его рубашка, как дыхание слегка отдает виски. Да нет… Они вовсе не касались друг друга! Но волоски на его руке щекотали руку Хедли, и у нее снова появилось желание дотронуться до его ладони.

Подняв подбородок кверху, Хедли поймала взгляд Оливера. Он смотрел на нее с тем же выражением, что и раньше, когда она проснулась у него на плече. Они не двигались и не произносили ни слова. Просто стояли и смотрела друг на друга в темном закутке, а под полом урчали моторы. Хедли вдруг померещилось совсем несусветное: будто Оливер вот‑вот ее поцелует! И она придвинулась чуть ближе. Сердце ее рвалось из груди.

Их руки соприкоснулись, и Хедли словно током прошибло, так что мурашки по спине побежали. К ее удивлению, Оливер не отодвинулся. Наоборот, он крепко сжимал ее ладонь, словно для прочности, а потом тихонько потянул к себе.

Здесь они были как будто совсем одни — ни капитана, ни стюардесс, ни дремлющих пассажиров. Хедли глубоко вздохнула и запрокинула голову, глядя на Оливера снизу вверх. И тут дверь туалета распахнулась, и режуще‑яркий свет просто залил их с ног до головы. Из кабинки вышел маленький мальчик. За ним волочилась прицепившаяся к красному ботиночку лента туалетной бумаги. Момент был потерян безвозвратно.

4:02

по Североамериканскому восточному времени

9:02

по Гринвичу

ХЕДЛИ ВНЕЗАПНО ПРОСНУЛАСЬ. Надо же, не заметила, как заснула. В салоне было по‑прежнему темно, только из‑под шторок пробивался свет. Пассажиры начинали шевелиться, зевать и потягиваться, принимая от стюардесс подносы с резиновым беконом и яичницей. Странное дело: стюардессы после долгого перелета выглядели неправдоподобно свежими.

На этот раз Оливер уронил голову на плечо Хедли. Она не решилась пошевелиться, от старания сидеть неподвижно ее рука начала конвульсивно подергиваться. Оливер подскочил, словно его ударило током.

— Извини! — Они произнесли это в один голос.