Собеседник заверил, что именно так и было сказано.

– Он передал, чего хочет от меня?

– Нет, – сказал человек, которого явно тяготил этот разговор. – Он лишь просил сообщить о том, что снова здесь.

– И счел нужным поставить меня в известность, – задумчиво проговорил Макар. – Спасибо, дружище.

Он нажал на кнопку отбоя и постоял, качаясь с пяток на носки. В это время Саша Стриженова подпрыгивала под окнами, пытаясь разглядеть Илюшина в комнате, но каждый раз натыкалась взглядом лишь на выпученные в поэтическом экстазе глаза Пахома Федоровича.

– И зачем же он решил вернуться? – вполголоса осведомился Илюшин у куста лебеды.

Подскакивая на ухабах, мимо проехала машина. Фары ослепили Илюшина, и он спохватился, что пора возвращаться. Но прежде нужно было позвонить Бабкину.

– Серега, как там рыбалка?

– Фигово, – пробасил Бабкин. – Кстати, у меня для тебя новости.

– У меня для тебя тоже. Начинай.

– Что скажешь о Монтекки и Капулетти шавловского разлива?

– Неужели Сысоевы?

Бабкин одобрительно хмыкнул.

– Точно так.

– А кто второе семейство?

– Долго рассказывать, давай при встрече. Как у вас там дела? Невеста удила еще не закусила?

– Даже копытом никому в лоб не дала, – заверил Макар. – У меня новость круче.

– Да брось. Ты мою еще не слышал. Монте-Кристо лежит в красном углу ринга в нокауте.

– Похоже, Михаил Гройс вернулся, – сказал Макар.

В трубке раздался долгий свист.

– Точно?

– Не точно. Но похоже на то.

– Вот старый хрыч. Чего хочет?

– Понятия не имею. Пока что предупредил нас, что он здесь.

– И больше ничего?

– И больше ничего.

Сергей попыхтел в трубку.

– И какие планы?

– Напиться и забыться, – усмехнулся Илюшин. – Вернемся в Москву – там видно будет. Ладно, пойду я праздновать.

– Весело там у вас?

– Очень! – заверил Макар. – Тебя не хватает. Может, придешь, поглазеешь? Как сиротка в щелочку в заборе?

Бабкин издевательски хохотнул и повесил трубку.

Макар вздохнул. С большим удовольствием он сгреб бы Сашу в охапку и смылся с этого дурацкого ужина.

«Скука смертная. Разве что бешеная бабка дает жару. Даже любопытно, что она еще выкинет».

3

Любой человек, знакомый с Валерием Грабарем, рано или поздно сталкивался с необходимостью охарактеризовать его интеллект. Обыкновенно это случалось, когда слушатель какой-нибудь истории с участием Валеры восклицал: «Он что, идиот?»

И вот тут рассказчик замолкал в смятении.

Ибо лаконичное слово «идиот» не передавало всего того огромного, безграничного простора, который существовал в Валериной голове.

Впрочем, нельзя исключать, что какой-никакой ум у Грабаря имелся. Однако он им не пользовался. В его инструментарии по освоению окружающего мира это был самый бесполезный предмет. Грабарь неоднократно имел возможность наблюдать людей, которые по общепринятому мнению являлись умными. Любого из них он отправил бы в нокаут в первые десять секунд боя.

Ну и зачем тогда тот ум?

Шуток Валера не понимал, а к людям с чувством юмора относился подозрительно. Чего смеются? Зачем смеются? Лучше бы картошку копали.

В школе он учился на удивление легко, ибо у него оказалась отличная память. По ключевым словам, произнесенным учителем, Валера без труда вспоминал весь прочитанный дома параграф. Единственным предметом, по которому он перебивался с двойки на кол, была литература. Легче было страусу переплыть Ла-Манш на спине, чем Валере написать сочинение. К тому же в отношении прочитанных книг его великолепная память отчего-то давала сбой. Возможно, Грабарь просто не в состоянии был запоминать несуществующее. Он прославился на всю школу, когда в сочинении по Тургеневу написал, что барыня утопила Герасима, причем с братской фамильярностью обозвал ее Муму.

«Постмодерн», – выразилась училка непонятно. А за сочинение все равно влепила двойку. «Выругалась, значит!» – понял Валера и с тех пор иногда, когда положение требовало крепкого словца, бранился: «Позмодерном тебя!» То есть вроде как дихлофосом, но изысканнее.

Тренер в их секции на него нарадоваться не мог: дисциплинированный, непьющий, с отличной реакцией. Красота! На ринге Валерка двигался с грацией ягуара. Он предугадывал движения противника, он хитрил, блефовал и атаковал молниеносно, как кобра. Ловкий, точный, быстрый Грабарь оказывался, наконец, в своей стихии. Ему не требовались друзья – он рад был бы довольствоваться всю жизнь одними лишь соперниками.

Рита Сысоева стала исключением.

Увидев в клубе чернобровую деваху с тяжелым взглядом, Валера понял, что его сердце разбито. Сам он ощущал это скорее как вздутие живота, но кто такой боксер Грабарь, чтобы спорить с трубадурами любви.

Он объяснился Рите почти сразу. Это звучало как «Слышь! Пошли, по делу перетрем».

И сразу получил по морде.

Последний раз Валеру тыкали кулаком в зубы, когда ему было десять. Правда, третьего молочного по результатам скупого диалога не досчитался именно его противник (обычная развязка для всех Валериных драк).

Но на этот раз Грабарь не рассердился, а восхитился. Именно так, по его убеждению, и должна была выглядеть страсть.

«Втюрилась в меня как дура», – самодовольно подумал он про Ритку.

И начал осаду по всем правилам, с цветами и конфетами.

Рита орала на него. «Во горячая девка!» – восхищался Валера.

Рита расцарапала ему физиономию. «Ревнивая», – оценил он.

Рита заявила, что никогда не станет встречаться с таким уродом. «Гордая!» – одобрил Валера.

Рита пошла на танцы с Димоном Волковым по прозвищу Волчок. Любимую женщину Валера великодушно простил, а Волчка отметелил так, что тот при одном упоминании Ритиного имени рефлекторно закрывал голову и принимал позу эмбриона.

Валера упорно продавливал действительность под себя. И действительности ничего не оставалось, как сдаться.

Друг из Грабаря вышел на удивление заботливый. В тонкостях движений женской души Валера разбирался примерно так же, как в шумерской клинописи. Но у него имелся свод правил, свой собственный джентльменский набор. Согласно этому кодексу чести благородного рыцаря, баба вышеупомянутого благородного рыцаря должна быть: а – сыта, бэ – весела и вэ – с сухими ногами.

Поэтому Валера Риту: а – кормил, бэ – веселил и вэ – носил на руках.

Из них вышла гармоничная пара. А уж когда Валерка пристрастил подругу к боксу, стало совсем славно.